"Фантастика 2025-68". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
Я все еще прибывал в состоянии блаженного спокойствия и поэтому нисколько не испугался. Я посмотрел вниз и мои губы расплылись в улыбке, и я подумал, до чего же прекрасна наша Сиротка с высоты птичьего полета.
В конце концов смертельно раненный симург ослабил хватку и выпустил свою жертву. То есть меня. Слава богу, до земли оставалось совсем ничего. Я приземлился на какой-то куст, который чуток смягчил мое падение, а рядом плюхнулась бездыханная туша крылатой бестии.
Потирая ушибленный зад, я встал на ноги. Голова кружилась, как у пьяного, а ноги были ватными и непослушными.
Издали послышался голос Циклопа:
— Проныра! Как дела?
Я повернул голову и увидел его долговязую фигуру. Мутант махал мне рукой с зажатым в ней обрезом. И мне стало ясно кто произвел столь меткий выстрел.
— Отлично! — не переставая улыбаться, ответил я и показал ему кулак с поднятым вверх большим пальцем.
— Так держать! — отозвался Циклоп.
В тот же миг сверху на мутанта спикировал симург. Птерозавр схватил его и унес в неизвестном направлении.
Я узнал ту тварь, что схватила моего лучшего друга. Судя по белой отметине на шее, это был вожак.
Но случившееся никак не повлияло на мое настроение. В голове наблюдалась приятная пустота, все вокруг играло яркими красками, хотелось жить, радоваться и любить. В то же время я отчетливо понимал, что с моим другом случилось непоправимое, но никак не мог заставить себя грустить.
Но эйфория продлилась недолго. В моей черепушке вдруг что-то щелкнуло, словно сработал какой-то невидимый тумблер, после чего меня обуяла дикая, необъяснимая истерика.
Эту часть я слабо помню. В мозгу всплывают только редкие обрывки воспоминаний. Вот я ору. Плачу. Снова ору. Плачу. Ору. Потом вижу отца Никона. Он успокаивает меня. Я слышу чьи-то голоса. В ушах звенит. В глазах мельтешение. Я словно кручусь на шумной карусели. А потом «Щелк!» — снова срабатывает невидимый тумблер, я вижу черный экран и отключаюсь.
XIX. Волчок – серый бочок
Первыми словами, что я услышал после того, как пришел в себя, были: «Легок на помине!». Их произнесла Профи.
Я открыл глаза и увидел ее лицо, обрамленное дредами. Она протянула мне фляжку с водой:
— Пей, но не увлекайся, это последняя водичка.
Я промочил горло и отдал ей фляжку.
Чувствовал я себя препогано. Все тело ныло тупой болью, а сильней всего болели плечи, исполосованные когтями симурга, и почему-то нижняя челюсть.
Я осмотрелся. Мы находились в темной пещере, пронизанной запахом сырости. Источниками света служили два фосфорных фонарика: один был у Профи, другой — у Фиделя.
В пещере было неуютно и страшно. Кругом мерещились какие-то движения и зловещие звуки. Отовсюду дуло.
Профи помогла мне встать на ноги. Я выпрямился и словил нехилый вертолет.
— Где это мы? — спросил я.
— В пещере.
— Что еще за пещера такая?
— Обыкновенная пещера. Нас сюда Фидель привел.
— Я здесь бывал раньше, до того, как эту местность облюбовали симурги, — подтвердил старьевщик.
— Кстати, где они?
— Улетели.
— Это хорошо, что улетели.
Затем мне резко поплохело.
Когда мутить перестало, я взял в легкие побольше воздуха и спросил:
— Что со мной вообще приключилось? А то помню все какими-то кусками.
Из-за спины Профи выглянула Мира и пояснила:
— Ты отравился зоотоксионом.
— Что это еще за токсин такой?
— Животный яд, который содержится в когтях взрослых птерозавров. В зависимости от дозы яд вызывает у жертвы состояние эйфории, галлюцинации, а иногда паралич.
— Ух ты! А что из перечисленного случилось со мной?
— Все, — отец Никон вынырнул из темноты, как какой-то упырь из фильмов ужасов. Одежда капеллана была изорвана, а тело покрывали ожоги и царапины. Штанина на его правой ноге была отрезана, а сверху наложена повязка, в которой угадывалась куфия Профи. Он опирался на длинную палку, которая служила ему костылем.
— Эко вас вштырило, сын мой! Эко вштырило! — запричитал капеллан и коротко рассказал о том, какие фортеля я выкидывал накануне.
С его слов, поначалу я просто стоял столбом, гыгыкал и пускал слюни умиления. Но потом со мной случилась истерика. Я смеялся, плакал, кидался на людей. После у меня начались страшные судороги, и я вырубился. И когда все уже решили, что мне конец, я резко вскочил на ноги и принялся выписывать круги по местности. Фидель и Мира тщетно пытались меня урезонить, но все было без толку. Так что пришлось действовать проверенным способом. Сказав это, священник погладил свой увесистый кулак.
— Кажется, это входит у вас в привычку, отче, — заметил я, имея в виду недавний случай в Цирке, когда капеллан привел меня в чувство подобным образом.
— Но это еще не все... — продолжил отец Никон.
— Не все?
— Да. Было еще кое-что.
И он поведал о том, что было дальше.
Какое-то время я вел себя хорошо. Но когда настало время выдвигаться, вцепился в руку Фиделя и слезно стал умолять его оставить меня здесь. К тому времени у меня уже наблюдался частичный паралич. Не двигались ноги и одна рука, начал неметь язык, а произносимые мной фразы напоминали кашу из пережеванных слов. Так что Фиделю пришлось тащить меня до пещеры на своем горбу. Всю дорогу я бредил про каких-то пришельцев из параллельного мира, укравших мои зубы, обзывал женщин на ратолингве, плюнул в Коменданта, а капеллану сказал, что недавно мне открылась тайна сотворения мира. Но делиться своим секретом не стал.
Когда отец Никон завершил свой рассказ, я попросил у всех прощения и осторожно спросил:
— Кстати, о галлюцинациях... Циклоп, он что, по-настоящему... или мне это тоже только показалось?
Капеллан грустно вздохнул и сочувственно похлопал меня по спине.
— Надеюсь, вы устроили ему достойные похороны, — понадеялся я.
Отец Никон и Фидель переглянулись.
— А там и хоронить-то было нечего. Симург унес его далеко-далеко... — признался старьевщик.
— Так может быть, он еще жив, а? — предположил я.