"Фантастика 2025-68". Компиляция. Книги 1-27
Шрифт:
— Если вы не возражаете, я опущу последние три слова, — отозвалась Нора.
— Не возражаю.
— Вук, ты чего? Мы же друзья. Ты же мне обещал написать книгу, — промямлила Мина.
— Молчать! — рявкнул я.
— Слушай, приятель, я здесь ни при чем. Просто мимо проходил, — до Дванова, кажется, стало доходить, что дело плохо.
— Ах ты, сука! — взвизгнула Мина и больно пнула своего революционного товарища ногой.
— Отпусти меня, начальник! Я эту курву в первый раз вижу! — все равно продолжил он.
— Завали хлебало, товарищ! —
— А ну-ка бросьте оружие! — вдруг раздалось за нашими спинами.
Голос принадлежал Чевенгуру, который держал в руке «Циклон». Рядом с ним с тем же оружием стоял Ревволь.
— Мужики, давайте, успокоимся... — начало было я.
— Не булькай, повидло! Здесь командую я! — проорал Чевенгур и пальнул в воздух.
Выстрел пришелся в потолок прям над моей головой. Сверху посыпалась серая штукатура, раздался протяжный пронзительный скрип и что-то тяжелое ухнуло мне по темечку.
— Помилка, действуй... — простонал я и отключился.
XX. Всякая шиза
Мне привиделось вот что.
Стою я на какой-то свалке. Вокруг — огромные кучи мусора, все гниет и воняет. Небо алеет закатом, где-то вдали возвышаются небоскребы и нещадно коптящие трубы заводов. Кружатся стаи огромных мертвенно-бледных птиц с неизбежным, как рок, криком: «Текели-ли!». Справа от меня — смятый в гармошку небоход, изъеденный ржавчиной. Вдруг багажник тачки открылся и из него вылезла Ксюха. Она нисколько не изменилась с нашей последней встречи — натуральный зомби в комбинезоне.
В моем видении я был спокоен, как слон. Ничему не удивлялся, словно так оно и должно быть на самом деле.
— Привет, — сказал я.
Ксюха не спешила с ответом. Долго отряхивалась, потом достала из кармана маленькое зеркальце и стала прихорашиваться. Поправила волосы, увлажнила языком губы.
— Здравствуй, — наконец откликнулась она, устремив на меня пристальный взгляд. — Неплохо выглядишь.
— Спасибо. Ты тоже ничего... Как дела?
— Да потихоньку. Сам как?
— Тоже не жалуюсь. Слушай, мне вот интересно, что с тобой случилось, когда ты покинула Форт?
— О, это целая история! Помнишь, я рассказывала тебе про чужаков?
— Смутно.
— Ну я тебе рассказывала, что ко мне приходят по ночам черные человечки...
— А, все, вспомнил!
— Так вот. Я думала, что они из параллельного мира, но оказалось, что чужаки живут на Сиротке. Только они невидимые. И у них есть свой город. Тоже невидимый. Настоящий оазис. Много растительности, свежих фруктов, чистый воздух и всегда хорошая погода. Живут чужаки в зданиях, похожих на огромные тыквы. Они забрали меня к себе. Сделали своей царицей, и я живу там среди них, и в ус не дую. Они даже возвели мою статую в натуральную величину. Из чистого золота. Каждый день я принимаю ванны из молока и ем бананасы. Гибрид ананаса и банана. Очень вкусно! А еще у меня есть питомец. Маленькая собачка. У нее
— Что, правда?
Ксюха рассмеялась:
— Ну ты и лопух, Проныра! Нет, конечно. В тот же день меня задрал урсус-шатун.
—Так значит, ты умерла?
— Окончательно и бесповоротно.
— Нет, знаешь, выжила! Урсус меня лишь немножко поцарапал...
— Опять шуткуешь?
— Есть такое.
— И каково это?
— Что именно?
— Быть мертвой?
Она поскребла лоб ногтем:
— Особых различий не нахожу. Разве что чесотка прошла. А так — все по-прежнему.
— Ясно.
Ксюха вдруг рассеянно взмахнула руками:
— Ой, что-то я с тобой заболталась! У меня дел полон рот. Пока, я полетела.
На сей раз никаких шуток: действительно взмахнула рукам и устремилась небо.
Достаточно быстро она пропала из виду, а передо мной возник новый персонаж. Тоже покойный. Мой батя. Он ехал мне навстречу в своей инвалидной коляске. Мрачен, рот дугой, седые брови сошлись на переносице домиком. Одет в серый костюм и клетчатую рубашку, а на голове вместо шапки желтая эмалированная кастрюля. Кое-где эмаль облупилась и на этих местах чернели пятна.
Увидев меня, батя притормозил:
— Ты какого черта тут забыл?
— Не знаю.
— А кто будет знать? Элвис?
Он потянулся, размял усталые руки, и достал из кармана чекушку с прозрачным пойлом. Отхлебнул, поморщился, немного подумал, дублировал глоток и вернул бутылочку на место.
— Давненько мы не виделись, сынок.
— Что верно, то верно.
— Почему ко мне не заходишь? Крест на могилке покосился, оградка упала. А про цветы я вообще молчу...
Мне стало нестерпимо стыдно. Я ни разу не был у него на могиле.
— Да все как-то некогда... — попытался оправдаться я.
— Некогда ему! Ишь! Занятой человек! Это все мамкины гены! Та тоже бросила меня с малым дитем на руках, и как в воду канула. Словно ее и не было! А то, что сын у нее растет обалдуй и муж инвалид — по херу.
— Прости меня, пожалуйста.
— Опять разнылся, мямля. Ты безнадежен, сынок. Нет в тебе стержня. Не нашей ты породы, не Обранович. Весь в мать пошел!
Внезапно батя встал с каталки.
— Ты снова можешь ходить? — вскрикнул я.
Он пнул кресло, да так, что оно отлетело в сторону на добрых пару метров.
— Все, не хочу тебя больше видеть, — проворчал батя и скрылся из виду.
Мне стало грустно и обидно. Я чуть было не пустил слезу, но тут на сцене появилось еще одно действующее лицо. Мужчина, которого прежде я никогда не видел. На вид ему было лет сорок. Пузико, очечки, растрепанные волосы, нос с горбинкой. Грудь плотно обтягивает дырявая футболка с пятном кетчупа и принтом «Кот Шредингера жив!», в левом ухе висит увесистая серьга.