Фантастика 80

Булычев Кир

Проснулся он так же неожиданно. Солнце светило прямо в глаза. Посмотрел на часы — он спал два дня в машине на стоянке возле отеля.

В душе царило непонятное равновесие. Покой. Лакричник не узнал сам себя. Словно родился во второй раз.

— Вот и миновал кризис, — сказал вслух.

Уже не проверял материальность окружающего. Степенно пошел к центральному входу отеля. Вдруг вспомнил ту девушку, ярутку. Ту, которую видел возле реки, и уже не волновало его, реальна ли она или-порождена его больным воображением.

Ощущал

прикосновение ее волос, ее дыхание и даже упругость молодого тела. Чуть не возвратился назад к машине. Хотел лететь снова к реке, на строительную площадку. Он не сомневался, что встретит там ярутку. Ему захотелось опять быть средь суматохи, в толпе, объединенной общей для сотен имитацией деятельности. Но увидел на пороге больших прозрачных дверей своего старого друга, Тереста. Удивленно остановился, встрече не обрадовался.

Терест подбежал к нему.

— Ну как ты? Я прилетел два часа тому назад, тебя нет… Как ты?

— Великолепно, — улыбнулся Лакричник. — Все нормально.

— Ты говорил с Центром. Напугал нас. Если уж ты просишь о помощи, значит, дела плохи. Ты говорил о галлюцинациях.

— Пустяки, — улыбнулся Лакричник. — На Инкане прекрасно, только нужно немного освоиться и не выискивать проблемы, старик, — самодовольно потрепал Тереста по плечу. — Понимаешь? Не нужно докапываться — галлюцинации или нет, умно или не умно. Хочешь, поедем сейчас к одной крале? Или пошли в мой номер, выпьем по стаканчику инканского.

Терест достал из кармана очки, протянул их Лакричнику.

— Пожалуйста, надень их, тогда мы и поговорим, и пойдем в отель, и выпьем по стаканчику. Я захватил с собой. Надень очки.

— Зачем? — безразлично спросил Лакричник.

— Не выискивай лишних проблем, — улыбнулся Терест. — Надень…

— Ты зануда, Терест. — Но очки все же небрежно нацепил на переносье.

Некоторое время оба напряженно молчали, смотрели друг на друга. Потом Терест достал еще одни очки, спрятал и свои глаза за синими стеклами.

— Ну как? С тобой уже можно говорить по-земному?

— Ты давно прилетел?

— Я же сказал: два часа тому назад.

— Что это за очки?

— Новинка. Экспериментальная модель. Со временем это может быть и не в форме очков. Защита от энергии Прея благодаря генерации квазирезистивного поля. Полностью снимается влияние на центральную нервную. Скоро начнется массовое производство. Слышишь? Тема твоего исследования превратилась в чисто теоретическую. Скоро у каждого будет такой генератор, как есть теплая одежда у каждого на холодных планетах. Раскусили мы этот орешек!

Лакричник склонил голову Тересту на плечо и заплакал.

— Спасибо, что ты не задержался, — вымолвил сквозь слезы.

Александр Щербаков

Джентльмен с «Антареса»

Рассказ

Куда Балаева

судьба ни забрасывала, нигде Балаев в последних не ходил. Бывали, конечно, смешные истории, но, если по совести разобраться, смешного со мной происходило ничуть не больше, чем с другими. Только я об этих случаях рассказываю, а другие, видимо, стесняются.

Рассказать я мог бы и о серьезных вещах, все это специальный материал. Мигом упремся в какой-нибудь вектор Бюргера — и рассказу конец. Вот я и толкую о космических злоключениях, но вы не думайте, что я какой-нибудь Епиходов — двадцать два несчастья. Просто я жизнерадостный человек, и чувством юмора меня, по слухам, бог не обидел.

Вот не рассказывать же вам, как мы с Валерой Слесаревым и Светочкой Пищухиной кварцевые колечки для «Антареса» отливали. Работа была незабвенная! Атом к атому подбирали. Печь в тридцать мегаватт целый год круглосуточно крутилась. Первое колечко угробили, второе вышло так-сяк, третье — на загляденье, а четвертое — чуть-чуть похуже. Все как надо: пять метров в диаметре, высота — четыре, идеальный цилиндр, абсолютная прозрачность по всем заданным окнам спектра.

Конечно, шло это все под маркой Ледовского. Вокруг нас начальство, рубли, киловатты, километры, приказы с такой полосой, приказы с сякой полосой, шуму, грому — всего этого выше головы. Но не будь Валерки и Светочки Пищухиной, ни черта бы из этого не вышло, и все эти милли-трилли, все это прахом пошло бы. О себе не говорю, другие скажут. Но свои сто двадцать ночей я при этой печуре отстоял, и все на нервах, и все — «давай-давай!». Один раз, когда в Светкино дежурство табло входа погорело и пошло завирать, так это ж — надо ей памятник поставить! — сообразила она, что к чему, повела процесс вручную и ни малейшего сбоя не допустила.

А ведь ей заодно пришлось еще по телефону ежеминутно кому-то мозги вправлять, потому что всякие долдоны вокруг забегали, начали руками махать: «Брак в шликере! Подсудное дело!» И т. д., и т. п.

Простите, увлекся. Я же совсем не об этом собирался рассказывать.

Вот, значит, госкомиссия приняла наше третье колечко на все двести баллов, четвертое — на сто семьдесят пять, решили в запас еще два отлить, накал уже не тот. Валеру со Светой у печи оставили, а меня при кольцах отправляют на монтаж.

Груз негабаритный, спецтрейлера нам дают, автоинспекция дорогу перед нами на пятьдесят километров вперед вычищает, скорость нам — сорок в час, движение только в светлое время суток. Кто-то там в комиссии перестарался. В колечках напряжения в нулях, об наш кварц в лепешку расшибись — ему ничего не будет. Но на вид стекло, конечно. Ничего не скажешь.

Все три тысячи верст прошли мы, как по ковру. Две недели ехали. Я, как положено, от колечек наших ни на шаг, а по приезде первым делом проверяю порядок монтажа.