Фантастика из журнала «Энергия»

Вэнс Джек Холбрук

Ковилл вынул изо рта трубку и насмешливо спросил:

— А если черепок не получится?

— Нам не нужны плохие гончары, — ответил вождь. — Нам всегда нужна костная известь.

Томм оглядывал осколки цветной керамики.

— Почему вы не готовите желтую глазурь?

Вождь развел руками.

— Желтая глазурь? Она недостижима, ее тайну не может раскрыть ни один гончар. Железо дает грязный желтовато-коричневый цвет, серебро — серовато-желтый, хром — зеленовато-желтый, а сурьма сгорает в пламени Великой печи. Чистый насыщенный желтый цвет,

цвет солнца… это мечта.

Ковилл заскучал.

— Ну, раз вы никак не отважитесь показать нам свои владения, мы полетим домой. Запомните, если вам потребуется какая-нибудь техническая помощь, я помогу. Я мог бы даже узнать, как приготовить вашу расчудесную желтую…

— Это невозможно, — сказал вождь. — Мы, гончары Вселенной, бьемся над ней тысячелетия.

— …Но больше никаких убийств. Если не прекратите, я положу конец гончарному производству.

Глаза вождя засверкали.

— Ваши слова враждебны!

— Если вы думаете, что я этого не сделаю, вы ошибаетесь, — продолжал Ковилл. — Я брошу бомбу в жерло вулкана и взорву пещеру и всю гору. Власть призвана защищать каждого человека, где бы он ни был, а это значит защищать ми-туун от племени гончаров, которое охотится за их костями.

Встревоженный Томм потянул Ковилла за рукав.

— Садитесь в вертолет, — прошептал Томм. — У них вид угрожающий. Они вот-вот набросятся.

Ковилл повернулся спиной к помрачневшему вождю и нарочито не спеша вскарабкался в вертолет. Томм осторожно поднялся вслед за ним. Ему казалось, что вождь готов напасть на них, а Томм вовсе не рвался в драку.

Он включил сцепление, лезвия винта стали перемалывать воздух; вертолет поднялся, оставив внизу кучку безмолвных гончаров в серых бурнусах. Ковилл с довольным видом откинулся на сидение.

— С подобными людьми только так и можно, а именно — показать им свое превосходство; только так они станут вас уважать. Малейшая неуверенность, они почувствуют слабинку, как пить дать, и тогда вы пропали.

Томм промолчал. Методы Ковилла могли принести непосредственные плоды, но, в конечном счете, с точки зрения Томма, они были недальновидны, неприятны и в целом нетерпимы. На месте Ковилла он бы подчеркнул возможность Управления обеспечить заменители костной извести и, может быть, помочь разрешить какие-нибудь технические трудности, хотя, конечно, гончары знают свое дело и уверены в собственном мастерстве.

Правда, желтой глазури у них нет.

В тот же вечер он взял в библиотеке Управления пленку и вставил в переносной видеоскоп. Пленка повествовала о гончарном деле. И Томм впитал столько знаний, сколько смог.

В течение последующих нескольких дней Томм работал над излюбленным проектом Ковилла — планом строительства небольшой атомной электростанции. Томму не нравилась эта идея. Каналы Пеноплана мягко освещались желтыми фонариками, сады сияли в пламени свечей, выдыхали густой аромат ночных цветов — это был город из страны чудес; электричество, двигатели, лампы дневного света, водяные насосы, несомненно,

ослабят его очарование. Однако Ковилл настаивал, что Вселенная только выиграет от постепенного слияния в огромный единый промышленный комплекс.

Дважды Томм проходил мимо посудного базара и дважды заглядывал туда полюбоваться на переливающиеся сосуды и побеседовать с девушкой, которая обслуживала покупателей. Она была завораживающе красива, изящество и обаяние вошли в ее плоть и кровь, она с интересом слушала все, что Томм мог рассказать об окружающей Вселенной, и он, юный, мягкосердечный и одинокий, все с возрастающим нетерпением ждал новых встреч.

Какое-то время Ковилл страшно загружал его работой. Из министерства шли указания, и Ковилл поручал задания Томму, а сам либо дремал в плетеном кресле, либо прогуливался в специальной черной с красным лодке по каналам Пеноплана.

Наконец в один из дней далеко за полдень Томм отложил свои записи и вышел на затененную могучими каотанговыми деревьями улицу. Он пересек центральный рынок, где торговцы спешили продать оставшиеся к вечеру товары, около покрытой дерном набережной свернул на тропинку и вскоре оказался на посудном базаре.

Но девушки там не оказалось. Сбоку у стены скромно стоял худой мужчина в черной куртке и ждал, когда к нему обратятся. В конце концов Томм подошел к нему.

— А где Су-зен?

Мужчина замялся. Томм забеспокоился.

— Она заболела? Может быть, она бросила работу?

— Она ушла.

— Куда ушла?

— К праотцам.

— Что-о? — у Томма пробежал мороз по коже, он окаменел.

Продавец опустил голову.

— Она умерла?

— Да, умерла.

— Но от чего? Несколько дней назад она была здорова.

Мужчина снова замялся.

— Умереть можно по-разному, землянин.

Томм разозлился.

— Быстро говорите, что случилось!

Опешив от такого напора, мужчина затараторил:

— Гончары призвали ее к себе в горы; она ушла, но скоро она будет жить вечно, и душа ее погрузится в чудесное стекло…

— Скажите прямо, — не отступался Томм, — когда гончары забрали ее, она была жива?

— Да, жива.

— Еще кого-нибудь забрали?

— Еще троих.

— Живых?

— Живых.

Томм побежал в Управление.

* * *

Ковилл случайно оказался на месте, он проверял работу Томма. Томм выпалил:

— Гончары не успокоились, на днях они увели четверых ми-туун.

Ковилл выпятил подбородок и цветисто выругался. Томм понимал, что Ковилл возмущен не столько самим преступлением, сколько тем, что гончары бросили ему вызов, ослушались его. Его лично оскорбили, это так не пройдет.

— Выведите вертолет, — кратко приказал Ковилл. — Поставьте его перед зданием.

Когда Томм посадил вертолет, Ковилл уже ждал, держа в руках одну из трех имевшихся в распоряжении Управления атомных бомб — продолговатый цилиндр, прикрепленный к парашюту. Ковилл приладил его в положенное место на вертолете и отошел.