Фантастика. Журнал "Парус" [компиляция]
Шрифт:
Оба вошедших заинтересовали ее не более, чем комнатные мухи, если бы они вдруг проникли в этот стерильный, вылизанный кабинет. Тут не могли помочь ни взятки, ни лесть, ни угрозы.
— Слушаю вас, — сказала она голосом Снежной Королевы.
Вряд ли она уловила смысл хотя бы одного из сказанных отцом слов, однако, когда тот закончил, раздалось категорическое: «Нет!»
— Почему? — робко поинтересовался отец.
— Существует распоряжение, ограничивающее количество лицензий на этот год.
— Но я об этом впервые слышу.
— Распоряжения издаются для членов Администрации. Мы не ставим перед
— Что же мне теперь делать, посоветуйте?
Богиня лишь равнодушно отвела взор: с точно таким же успехом заблудившийся в африканской саванне путник мог попросить помощи у гордой предводительницы львиного прайда.
И тут случилось нечто совершенно непредвиденное, чего никак не ожидал отец.
Мальчик заплакал — без раскачки, всхлипываний и хлюпанья носом — сразу очень горько и очень громко. Это был поток соплей, фонтаны слез, ураганы рыданий.
— Прекратите немедленно! — впервые в голосе чиновной красавицы появилось что-то похожее на чувство. — Вы что, нарочно?
— Нет, — залепетал отец, пытаясь вытащить сына в коридор.
Однако тот ловко выскользнул из его рук, повалился на толстый, пастельных тонов ковер, руками вцепился в ножки ближайшего кресла, а ногами забарабанил в тумбу письменного стола. Рев его не то что не ослабевал, а с каждой минутой становился все громче и безутешней.
— Позор! — вскричала взбешенная начальница, подхватывая падающую со стола вазу. — Как вам не стыдно! Давайте немедленно свою бумагу! И чтоб даже духу вашего здесь не было!
Только к вечеру они оказались, наконец, в святая святых этого огромного здания, в самом конце загадочного и величественного лабиринта этажей, холлов, лифтов, коридоров, приемных и канцелярий, совсем рядом с почти недоступным для простых смертных логовом местного Минотавра.
Окончательное решение должен был принять сам Верховный Администратор, человек, известный в своих кругах примерно так же, как папа римский среди католиков, личность, прославленная своими деяниями и давно уже почти легендарная, — защитник зверей и птиц, великий знаток трав и деревьев, враг браконьеров и порубщиков, гроссмейстер ордена лесничих, заслуженный егерь, бакалавр всех лесных наук, кавалер ордена Золотого Лавра и лауреат премии Гималайского Медведя.
В одной из четырех приемных их встретил невзрачный человечишко с лицом, похожим на комок измятой туалетной бумаги. Единственной запоминающейся деталью в его облике были три веточки дуба на петлицах мундира. Такие знаки — и отец это прекрасно знал — присваивались только за исключительные заслуги в деле лесоводства и лесоустроения, — например, если кто-то смог бы единолично засадить пальмами и баобабами всю пустыню Сахару.
Трижды Дуб забрал у отца заявление вместе со всеми подколотыми к нему справками, копиями, выписками и квитанциями, переложил все это в зеленую, сверкающую лакированной кожей папку и провел затем краткий инструктаж:
— Войдя в кабинет, вы остановитесь на месте, указанном мной, и на протяжении всей беседы будете на нем оставаться. Стоять навытяжку нет необходимости, но махать руками, слишком энергично переминаться с ноги на ногу, становиться к НЕМУ боком, а тем более спиной, не рекомендую. На вопросы отвечайте четко, кратко, исчерпывающе, но без излишних подробностей.
То, что они увидели, войдя в покои Верховного Администратора, ошеломило и отца, и сына, правда, в разной степени. Яркие потоки света косо падали вниз через стеклянную двухскатную крышу, однако в гуще кустов и деревьев царил приятный полумрак. Два огромных волка скалили пасти на застывшую в грациозном прыжке косулю. Кабан, напрягая загривок, упирался рылом в муляжный валун. Кондиционированный ветерок плавно покачивал стайки птиц, подвешенных к потолку на тончайших, почти невидимых нитях.
Трижды Дуб молча ткнул пальцем в ровную, выложенную мраморными плитками площадку, посреди которой краской был изображен круг, вроде того, что рисуют на посадочных палубах вертолетоносцев, только, конечно, поменьше размером, а сам, петляя, исчез среди пышных деревьев, названия которых отец не знал, но по внешнему виду плодов мог догадаться, что это нечто экзотическое, не то ананас, не то папайя. Чуть дальше росла осина, вся опутанная тропическими лианами, рядом ива склонилась над саксаулом, а на корявой арктической березке восседала обезьяна, навечно зажавшая в лапе вылепленный из воска банан.
Среди всего этого великолепия очень непросто было разглядеть торчащий в дальнем углу зала стол, выполненный в виде огромного древесного пня. За этим пнем в свободной позе восседал Верховный Администратор, одетый, как у себя на даче. Кряжистый, загорелый и светлоглазый, с лысым крепким черепом, осененным благородным седым пухом, он был чем-то похож на библейского апостола — старого, заматерелого, намного пережившего своего Учителя, давно растерявшего все иллюзии молодости, однако сумевшего нажить и власть, и богатство, и своих собственных учеников.
Дымя сигаретой, он что-то писал. Трижды Дуб, прижимая к груди папку, скромно стоял у него за спиной.
Иногда Верховный отрывался от своей работы и, особенно глубоко затягиваясь, размышлял над чем-то. Взгляд его при этом рассеянно блуждал по сторонам, но лишь на третий или четвертый раз он выделил из мира флоры и фауны два незнакомых человеческих существа.
— А, вы уже здесь, — сказал он, продолжая, однако, писать, — я информирован о вашей просьбе. Все формальности улажены. К работе можете приступить хоть завтра.
— К работе! — опешил отец. — К какой работе?
— Именно к той, которой вы добивались. Помощником вахтера запасного выхода. Или, быть может, вы претендуете на мое место? — Верховный добродушно хохотнул.
— Прошу прощения, но я просил совсем не этого.
— Не этого! А чего же? — удивился Верховный и даже отложил в сторону ручку. Трижды Дуб наклонился к его уху и что-то зашептал. — Ах, вот оно что!.. Да-да… Прошение о лицензии… Понятно, — он взял зеленую папку и немного полистал ее, впрочем, без особого интереса. — И чем же, интересно, вам не угодил этот самый… как его…