Фантастиш блястиш
Шрифт:
– В смысле? – спросил я, находясь в полной прострации.
И ему пришлось объясниться.
– У нашего приговоренного внезапно заболел зуб, и он потребовал лечения. А в мире не так много безумцев, которые мечтаю попасть в тюрьму просто так ради забавы.
Но известный адвокат Коган позаботился о решении этой проблемы и нашел некоего Вальдемара Пупкина, который согласился помочь больному человеку.
– И кто этот Коган?
– Вообще-то это я.
«Вот это новости», – сообщил
– То есть ты его адвокат?
– Технически да.
– И хочешь его убить?
– Идеальное прикрытие.
Я призадумался о своей роли во всей этой эпопеи, что не снилась даже индийским танцорам диско, и мне отчаянно захотелось выкинуть этот сценарий в топку.
– Но я ни фига не смыслю в стоматологии….
– Тем лучше, – сказал Давид и тут появился конвой.
Два истукана в беретах на манер французских художников и с дубинками на поясе сначала прошли мимо нас, потом вернулись, присмотрелись к нам, а потом спросили:
– Кто из вас дантист?
– Он, – выдал меня мой вроде бы друг, не дав шанса на побег.
– Идемте.
Пришлось идти. А ведь меня предупреждали, что потом будет слишком поздно что-либо менять. С другой стороны я понятия не имел, что буду делать дальше. Мне сказали, что нужно убить какого-то мафиози ради мира во всем мире и все. А как, чем – разбирайся сам. Возможно, клещами. Глупо, но тоже вариант.
После долгих странствий по подвалам и подземным переходам меня завели в хорошо освещенную коморку. Несомненно, это и был стоматологический кабинет. Свидетельством моей правоты явились кресло с бормашиной и предложение:
– Располагайтесь.
До нашего прибытия кабинет не был пуст. В углу сидел какой-то белобрысый тип в тюремной робе.
– Это ваш санитар, – пояснил один из конвоиров, – Он из отдыхающих, но на воле работал в больнице и потому знает что к чему.
– Хорошо, – сказал я, все еще изучая убранство кабинета.
Конвоиры минуты три стояли в дверях, наблюдая за мной, а затем породили вопрос:
– Можно вести?
– Ведите, – ответил я.
А сам подумал: «Раньше начнем, раньше кончим».
Когда зеленые гоблины исчезли из виду, мне захотелось провести знакомство с санитаром.
– Ген…, – хотел было сказать я, протягивая руку, но вовремя опомнился, – Вальдемар Анисович.
– Дмитрий Викторович, – скромно отметился санитар.
На большее нам не хватило времени. Конвоиры слишком быстро вернулись и привели с собой пациента.
– Ждите в коридоре, – потребовал я от них, а потом обратился к жертве зубной боли, – Садитесь в кресло.
Причина моих бед не была страшна на вид.
Скорее, это был обычный мужчина средних лет, среднего роста и телосложения, с короткой стрижкой
– А больно будет? – спросил он.
«И это гад спрашивает тебя о боли?!» – рассмеялся мой внутренний голос над невообразимым парадоксом.
– Нет, – ответил я, откровенно солгав, и тут же задал свой вопрос, – Как ваше имя?
– Сабин Михаил.
– За что вы здесь? – неугомонно продолжал я, желая знать своего врага.
От этого вопроса его передернуло.
– Разве это важно?
– Нет. Просто интересно.
– Все из-за того, что я не умею прощать.
– И только?
– Печально, но факт. Когда-то давно я работал на человека по имени Лавринов, который был мне как отец. Но однажды он предал меня, отдав на растерзание шакалам. С тех пор вся моя жизнь сплошная жажда мести.
– Действительно печально, – заметил я.
И в этой фразе не было лжи и притворства. Быть может, Лавринов и кое-кто еще и впрямь заслуживали смерти.
Однако это не оправдывало всего остального. Я подошел к стерильному столу в поисках клещей, но нашел нечто получше.
Это было похоже на хорошо заточенную отвертку, а называлось элеватором.
– Придется немного потерпеть, – предупредил я, подбираясь к больному.
– Как скажите, доктор, – ответил Сабин.
Мои губы сжались, скрывая лезущую наружу улыбку.
«Короче, Склифосовский!» – это была хорошая мысль, и я со всей дури засадил элеватор ему в левый глаз. Струйка крови брызнула мне в лицо, и пациент забился в конвульсиях.
– А-а-а-а-а!!! – заорал ошалевший санитар.
Призванные криком конвоиры вбежали в кабинет и уставились на истекающий кровью труп.
– Он дернулся, – сказал я, утираясь рукавом, – Это случайность.
Возможно, в каком-то другом, более правильном мире мне не пришлось бы размышлять о своей дальнейшей судьбе. Вездесущий закон сделал бы это за меня.
Однако я жил тем, что было. И к вечеру меня отпустили, долго кланяясь и извиняясь передо мной со словами:
– Спасибо большое. Простите за неудобства.
Странно, а ведь я убил человека. Но странный патологоанатом сделал не менее странное заключение – «сердечный приступ». Видимо он сильно-пресильно утомился и не заметил элеватор в глазнице.
На выходе меня ждал Давид. Не сказав не слова, он указал на припаркованный рядом автомобиль. Все в том же безмолвии мы забрались внутрь, и шофер в какой-то дурацкой клетчатой кепке нажал на газ. Машина тихонько отъехала от тюремного здания, проскочила проулок, и только тогда Давид торжественно развалился в салоне и сказал мне: