Фантазм
Шрифт:
Она ахнула.
— То есть в тот момент, когда я встретила тебя впервые…
— Ты встретила настоящего меня — эту версию, — сказал он с грустной улыбкой. — По крайней мере, то, что от меня осталось. Ты первая за столетия, с кем я смог поговорить за пределами игры и поместья. Первая, кому я смог рассказать о сердце и ключе. И это всё равно мне не помогло. Как могло помочь, если мои собственные воспоминания работают против меня? Я почти ничего не помню из того, что было до того, как меня привязали к этому месту. За
Глубокая печаль звучала в его словах, и — несмотря на шок и предательство, связанные с его истинной сущностью, — её сердце болезненно сжалось от сочувствия. Что за мучительное существование — не помнить, кем ты был.
— Значит, ты выбираешь одного участника в каждой игре, чтобы он помог тебе найти этот загадочный ключ? — спросила она. — А что с остальными? Они действительно играют, чтобы победить?
Он пожал плечами.
— Конечно, играют. И если выигрывают, получают свой приз. Но чаще всего мой избранный доходит до конца. Как ты сама можешь видеть. А те, кто погибает здесь, просто подпитывают энергию поместья.
— Не понимаю, почему Синклер говорил о тебе так, будто вы два разных человека, — произнесла она. — Или почему тебя называли создателем, если это место создал твой отец.
— Ах, — он рассмеялся. — Это потому, что в рамках наказания Син может говорить людям обо мне, но никогда напрямую не раскрывать, кто я в контексте игры. Эти две сущности должны оставаться раздельными — Дьявол и Призрак. Отец дал Синклеру его собственную лазейку, когда сослал его сюда вместе со мной, как и По, нашего маленького шпиона.
— Подожди, даже кот был замешан?
Блэквелл фыркнул, прежде чем продолжить:
— Титул создателя используется для удобства моего альтер эго, поскольку в игре я не осознаю свою истинную сущность. Я полагаю, в каком-то смысле я действительно создатель, ведь Фантазмы бы не существовало, если бы не наказание для меня. Задача Синклера — следить за тем, чтобы я не освободился. Если ему удастся продержаться достаточно долго, он может быть досрочно помилован, а на его место отправят какого-нибудь другого дурака, разгневавшего моего отца. Это своего рода страховка, чтобы я оставался здесь как можно дольше. Мой отец человек злопамятный.
— Несомненно, — сухо заметила она.
Он задумчиво наклонил голову.
— Однако больше всего меня интересует, как усердно Синклер пытался остановить тебя. Он никогда прежде так не старался.
Она опустила взгляд на свои руки.
— Я правда думала… я думала, что смогу спасти тебя. Я была уверена, что близка к этому.
— Я тоже, ангел, — мягко сказал он.
Что-то в его тоне, в том, как он всё ещё называл её ангелом, задело её глубоко внутри.
— Это… было ли хоть что-то из этого настоящим? — прошептала она.
— Настолько настоящим, насколько это возможно, имея лишь половину своих
— Я знаю, что должна бы злиться на тебя, хотеть тебя убить, но я…
— Не надо, — приказал он. — Не трать свои чувства на меня. Здесь наши пути расходятся, и любые эмоции ко мне ничего тебе не дадут. Лучше всего — просто забыть меня.
— Каждый, кто влюбляется в Фантазме, проклят… потому что именно любовь привела тебя к этому, — сказала она, вспомнив своё прозрение, когда впервые услышала историю от Синклера.
— У моего отца хорошее чувство юмора, не находишь? — Он покачал головой. — И всё же он удивляется, почему я выбрал кого-то вместо него.
— Мне жаль, что ты потерял их, — искренне сказала она, хотя эти слова причиняли ей боль. — Честно.
— Это было очень давно, — ответил он. — Стыдно признаться, но я даже… я даже не могу их вспомнить. Иногда мелькают обрывки деталей, маленькие призраки прошлого, но они исчезают так быстро. Теперь это просто ещё одна вещь, которую у меня отняло время. И за это я никогда не прощу отца.
— Блэкве… Салем, — поправилась она. Ей нужно было разделить Призрака, которого она знала, и Дьявола, в котором она ещё не была уверена. — Хочу, чтобы ты знал: для меня всё было настоящим. Всё ещё остаётся. Я собиралась использовать Дар Дьявола, чтобы найти и разорвать твою связь с этим местом.
Он замер в полном потрясении.
— Офелия.
— По условиям сделки я должна была найти связь до того, как покину пределы поместья. Это бы засчиталось, верно?
Он сглотнул.
— Ты бы сделала это для меня?
— Конечно, — произнесла она. — Ты этого не понимаешь. Я…
— Нет. — Он резко рванулся вперёд, прикрывая её рот ладонью. Его зелёные глаза вспыхнули новой, пугающей интенсивностью. — Не говори.
Она убрала его руку и решительно сказала:
— Но это правда. — Одна-единственная слеза скатилась по её щеке. — И я знаю, как это глупо. Мы столько времени избегали именно этого. Разве имеет значение, скажу я это вслух или нет? Ты изменил меня. — Она глубоко вдохнула, её пальцы поднялись к кулону на шее, который бился в такт с её сердцем. — Даже это ожерелье, кажется, всегда знало об этом. Моё сердце теперь полностью и безоговорочно…
Её слова оборвались. Она уставилась на него в потрясении.
— Что? — спросил он.
— Вот оно, — осознала она.
— Что — оно?
— То, что ты искал… это я. — Она схватила ожерелье и, рванув цепочку, сорвала его. Сердцевидный кулон закачался между ними на тонком разорванном звене. Её сердце внутри груди стало замедляться, хоть и едва заметно.
Он посмотрел на неё так, словно она слегка сошла с ума, но в его глазах мелькнула искра надежды, и именно за эту искру она ухватилась.