ФАНТОМ
Шрифт:
– Я обессилела от страха. Но не могла - не смела - заснуть. Наступила ночь, и я увидела свет, который пробивался со стороны лестницы. Железная дверь темницы уже не отделяла меня от остального мира. Но я пока еще не смела выйти наружу. Не смела даже пошевелиться. Я все еще оставалась там, где провела весь долгий день, пока камера не погрузилась во мрак. Тем временем наверху продолжалось мародерство. Битва заканчивалась, постепенно сменяясь пьяным разгулом. Победители праздновали победу. Наступил рассвет, но шум не умолкал.
– Знаю, не стоит напоминать, в каком месте я находилась. Зловоние, исходящее от трупов мертвых женщин, становилось невыносимым. Невыносимыми становились и мысли о том, что
– Голод и жажда были так сильны, что мне начали мерещиться стакан воды и буханка хлеба. Я чувствовала запах теплого хлеба прямо в паре шагов от себя. Я даже тянулась, чтобы взять его, но там ничего не оказывалось.
– Не помню точно, когда это случилось, но наступил момент, когда я с радостью начала ожидать смерти. Ведь смерть означала бы конец парализующего страха, в котором я пребывала. Я слишком хорошо знала, что меня ждет, но решила, хотя бы преодолеть этот проклятый страх. Я мечтала, чтобы он наконец оставил меня так или иначе.
– Я знала, что мне предстоят страдание, унижения и боль, но знала также, что пройти через них необходимо. Тогда настанет конец всему - больше страданий не будет. Так же, как больше не страдают несчастные женщины, которые лежат сейчас на полу за дверью.
– Вот так я и решилась покинуть темноту моей камеры. Первое, что я увидела, были мертвые глаза Элизабет, глядящие прямо на меня. Она будто следила, ждала моего появления, чтобы рассказать о том, что с ней сделали. Выражение этих глаз молчаливо молило о справедливости. Но не было никого, кто мог бы свершить возмездие. Я осталась единственной свидетельницей ее страданий и смерти.
– Увидев ее и других мертвых женщин, я готова была броситься назад и снова спрятаться.
– При виде следов пыток, которым их подвергли, в моей голове снова зазвучали их нечеловеческие крики. Я непроизвольно начала всхлипывать. На меня нахлынула волна ужаса при мысли, что все это ожидает и меня.
– А потом, слепая от страха и паники, я прикрыла нос подолом платья, чтобы не чувствовать страшного запаха, и стала пробираться через кучу обнаженных тел. Я пронеслась по ступеням, не думая о том, куда бегу. Я только знала, что должна поскорее убраться отсюда. Все время своего бегства я молила добрых духов о милосердии быстрой смерти.
– Я была потрясена снова увидев дворец. Он запомнился мне красивым, старательно восстановленным после предыдущего нападения. Ремонт в нем только-только закончился. Теперь он снова превратился в развалины. Никогда не могла понять, почему люди тратят так много сил, чтобы разрушать. Как можно веселиться, занимаясь столь трудным и однообразным делом. Парадные двери были сорваны с петель, створки разрублены на куски. Мраморные колонны опрокинуты. Всюду валялись обломки разбитой мебели. Полы были усыпаны мусором и кусками когда-то величественных произведений искусства. Черепки хрустальных ваз, осколки статуй - можно было даже различить носы, уши, тонкие пальчики изящных фарфоровых фигурок. Деревянные щепки напоминали об искусной резьбе позолоченных деревянных панелей; сломанные столы, обрывки картин, целые картины, но истоптанные множеством сапог. Стекла в окнах были разбиты; сорванные гардины валялись на полу покрытые кровью; искалеченные статуи; изящные комнаты, измазанные экскрементами. На расписных стенах грубые слова вперемешку с обещаниями посчитаться со всеми угнетателями Ордена, что окопались на Севере.
– Повсюду были солдаты. Они перебирали обломки в поисках чего-нибудь ценного, что еще не успели подобрать другие. Они обыскивали убитых, забирали все, что могли унести, сдирали портьеры
– Таких людей я еще не встречала. Громадные немытые мужчины в окровавленных потрепанных кожаных доспехах наслаждались, внушая другим смертельный ужас. Большинство из них были увешаны ремнями и цепями, бритые головы придавали им еще более устрашающий вид. Но попадались и другие - с длинными сальными волосами, заплетенными в косы. Капли пота проложили отчетливо видные дорожки на грязных лицах. И все с грубыми и очень громкими голосами. Дикие звери в человеческом облике.
– Видеть подобных людей в комнатах, окрашенных в нежные розовые или голубые тона, было почти смешно. Но окровавленные топоры у них на поясе к веселью не располагали. Как, впрочем, и палицы с острыми шипами, висящие у них на запястьях, и заляпанные кровью мечи, и ножи.
– Но страшнее всего были их глаза. Глаза людей, не просто смирившихся с профессией мясника, но получающих от своего дела невероятное удовольствие. Взгляд таких глаз останавливается на живом существе с единственным вопросом: а можно ли это существо убить? И эти глаза начинают светиться особой жестокостью при виде схваченных, переходящих из рук в руки женщин. Такой взгляд, сам по себе, способен заставить женщину перестать дышать… заставить ее сердце остановиться.
– Эти люди давно отказались от, хоть сколько-нибудь, цивилизованного поведения. Они не могут договориться или совершить обмен, как нормальные люди. Они берут что пожелают, они дерутся за самый лакомый кусок. Они разрушают, уничтожают, убивают из прихоти. Не раздумывают. Не ищут причин. Их поведение выходит далеко за рамки моральных принципов культурного человека. Они - дикие звери, выпущенные среди невинных.
ГЛАВА 14
– Но если повсюду были солдаты, почему они не схватили тебя и не утащили к остальным?– спросила Кара, с привычной прямотой Морд-Сит, нисколько не заботясь об уместности своих слов.
Ричарду пришел в голову тот же вопрос. Только вот задать его не получилось - голос не слушался.
– Они решили, что Джебре определили обязанности служанки, - тихо сказала Никки, догадываясь, в чем дело.– Она ведь шла, не опасаясь нападения. Вот солдаты и решили, что у нее есть на то веские основания.
– Верно, - кивнула Джебра.– Какой-то офицер заметил меня и втолкнул в комнату, которая пострадала не так сильно, как остальные помещения дворца. Несколько мужчин, собравшихся вокруг большого стола с разложенными на нем картами, хотели знать, почему им все еще не принесли еду. Они требовали ответа так, будто я была обязана это знать.
С виду это были такие же дикари, как и все остальные; трудно было сразу признать в них старших офицеров. Я догадалась об этом лишь, когда заметила почтение, которое выказывали им солдаты, сновавшие туда-сюда с различными поручениями. Да и выглядели офицеры заметно старше по возрасту. А их глаза! Они были еще страшнее, чем у рядовых! Чувствуя на себе жуткие взгляды, заставляющие отступать солдат, я не сомневалась, что эти люди привыкли всегда получать ответы. И немедленно.
Я вдруг поняла, что смогу выжить, если подыграю им. Хватаясь за призрачный лучик надежды я поклонилась, начала извиняться, говорить, что немедленно обо всем позабочусь. А они ответили, что лучше поторопиться, иначе меня накажут. Я направилась на кухню, как человек, который идет по делу, изо всех сил стараясь не слишком спешить. Чтобы мужчины не отреагировали на бегущую женщину, как волки, загоняющие оленя к своему логову.