Фантомная боль
Шрифт:
— Держите!.. Сюда, быстро!
Каждая клеточка тела Антона сопротивлялась участию в этой дикой расправе. Он на деревянных ногах шагнул вперед и вцепился Гоблину в руку, но не удержал. Казалось, это все равно, что поймать крутящуюся лопасть вертолета. Опасаясь, как бы не попасть под очередной взмах этой руки-лопасти, он суетился рядом и наконец дождался удобного момента, схватил, впился пальцами в рукав, навалился всем телом.
Самурай давил на горло, нагибая Гоблина все ниже к полу, тот дергался, крутился, не давая трем сильным противникам совладать
— Суки! Скоты! Что ж вы делаете! Пустите, гниды, суки!..
Он уже стал красным, потным и скользким. Антон в этот момент не испытывал ни стыда, ни жалости, а только омерзение от того, что приходится тесно прижиматься к этому визжащему мокрому клубку.
Гоблин сопротивлялся до последней капли своих сил. Он боролся всем телом, вплоть до самых кончиков пальцев. Наконец удалось прижать его к креслу, застегнуть ремни на руках и ногах. Гоблин понял, что теперь силой и яростью ему ничего не добиться. Он обмяк, обвел всех слезящимися, почти сумасшедшими глазами и запричитал:
— Ну не надо, .братцы... Ну за что? Отпустите, я убегу. Скажите им, что я сам вырвался... Ну, пустите, ну, пожалуйста!
Было немного странно, что Гоблин так неистово цепляется за жизнь — жизнь, которую так ненавидел. Человеку свойственно быть в этом смысле эгоистом, и Антон, как и большинство живущих, в глубине души раньше считал, что только он знает истинную цену жизни, а все прочие относятся к ней совсем иначе, и умереть им будет гораздо легче, чем ему...
Самое страшное, что умоляющие слова Гоблина летели в пустоту. Никто их не слышал, как будто рядом были не живые люди, а механические куклы. Антон и Самурай стояли по бокам кресла, опасаясь встречаться с жертвой глазами, Печеный с сосредоточенным видом разматывал трубки капельниц, пододвигал стеклянный столик с инструментами.
Гоблин все еще бормотал что-то, но с каждым вздохом, с каждым взглядом на приготовления Печеного терял энергию. Свирепая схватка после тяжелой пьяной ночи опустошила его.
Печеный отыскал в шкафу широкий моток пластыря и зашел к Гоблину со спины.
— Сиди смирно, башкой не дергай! — грубо скомандовал он и взял Гоблина за волосы.
— Давай помогу, — пробормотал Самурай и взялся приматывать голову Гоблина к спинке кресла.
Гоблин не шевелился, наоборот, сидел очень тихо и как будто прислушивался к тому, что происходит вокруг. Он уже ничего не видел — клейкая белая полоса закрыла ему половину лица.
— Вы что делать собрались? — спросил вдруг Гоблин с таким смертельным ужасом, что в комнате повеяло холодом. — Говорите, что делать будете!!!
— А ничего, — равнодушно ответил Печеный. — Сейчас подрежем тебе вены и пойдем обедать. А когда все из тебя вытечет, придем и отвезем тебя на какую-нибудь свалку.
Гоблин захохотал. Он будто надеялся, что его смех вдруг превратит все происходящее в шутку, в глупый и несмешной, но розыгрыш.
— Ну вы даете! — надрывался он. — Ладно, развязывайте, кончайте
— Никаких шуток, — угрюмо сказал Самурай.
Гоблин резко замолчал, прислушиваясь, что будет дальше. Но Самурай не сказал больше ни слова. Гоблин понял, что никаких шуток действительно не будет. Он разомкнул губы, которые вдруг начали сильно дрожать, и закричал:
— Да вы что!!!
От его крика в шкафу зазвенели склянки.
— Ничего, — ответил Самурай. — А ребятам и ментам скажем, что ты сам на себя руки наложил. И не ори, а то еще и рот заклеим.
Печеный установил рядом с креслом две стойки, укрепил на них капельницы, оборвал лишние сантиметры трубки и налил в резервуары теплой воды из-под крана. После этого подошел к столику и сунул пальцы в ванночку с медицинскими инструментами. Блестящие металлические штучки ответили тусклым перезвоном.
Гоблин дернулся, услышав этот жуткий звук.
— Ну-с... — важно сказал Печеный. — Приступим, пожалуй.
Он выбрал короткий ланцет, нагнулся к Гоблину и медленно провел лезвием чуть выше его ладони. Он не порезал руку, а именно просто провел, оставив почти незаметный след. Затем сунул к этому следу трубку капельницы, из которой сочилась теплая вода.
Гоблин побледнел так, что кожа и пластырь на его лице почти слились. Он слышал, как звенят инструменты, чувствовал холодное прикосновение стали. Ощущение теплой жидкости на руке убедило его окончательно.
Печеный между тем повторил процедуру на другой руке. Вода капала на пол, собираясь в лужицы.
— Ну и кровища у тебя, Гоблин, — прошипел Печеный. — Как из протухшего помидора. Наверно, за здоровьем плохо следил, да?
Гоблин завертелся, пробуя на прочность свои путы.
— Давай, давай, дергайся, — Печеный потрепал его по щеке. — От этого кровь только лучше льется. Быстрей подохнешь.
— Да, — подхватил Самурай. — Кровища из тебя хлещет, как из крана. Может, ведро подставить?
И он требовательно посмотрел на Антона.
— Да... — вяло сказал Антон, вспомнив, что ему велели поддакивать.
Самурай с досадой качнул головой. Потом подошел, взял Антона за рукав и вытащил за дверь.
— Ладно, иди отсюда, без тебя справимся. А то еще вперед Гоблина околеешь...
Антон зашагал куда-то наугад. Потом остановился и повернул в столовую. Его вдруг испугала невероятная мысль: а если сейчас Гоблин как-то вырвется и когда-нибудь потом придется снова встретиться с ним? Какие слова тогда говорить?
Сержант с Обжорой все еще сидели в столовой и молчали. Антон нерешительно остановился в дверях. Сержант поднялся ему навстречу.
— Ну? Вы уже?..
Он запнулся, не зная, какое слово здесь уместно.
— Еще нет, — Антон опустился на стул. — Я ушел. Они там с ним остались.
— Что вы с ним хоть сделали?
Антон отмахнулся, не желая ничего отвечать. Никто не стал настаивать.
Потом все трое долго сидели молча, слушая, как на кухне грохают кастрюли.
— Скоро обед, — непонятно зачем сказал Обжора.