Фантомная боль
Шрифт:
Мы много хихикали. Не потому, что делали что-то запретное, а потому, что иногда все это сопровождалось страшной спешкой — ведь в любую минуту в зал могли войти новые посетители и с полным правом потребовать свой капуччино. Спешка приводит к недоразумениям, а недоразумения заставляют нервно хихикать.
Возможно, «трахаться» — неудачное слово, возможно, стоит придерживаться выражения «отдавать дань любви к Богу». Прежде всего потому, что Эвелин всегда каким-то образом связывала секс с Богом. Рейсы осуществлялись три раза в
— В постели я не ангел.
Но кому нужен ангел в постели? Наша близость была анонимной. Не то чтобы мы не знали, как друг друга зовут, — нет, это мы хорошо знали, к тому же Эвелин было известно, где я живу.
Анонимными были следы ожогов на ее предплечье, анонимными были ее накладные ногти, анонимной была ее униформа — черно-белая, по требованию хозяина кофейни. Полная анонимность возникает от того, что вам не приходит в голову спросить: «Откуда у тебя эти ожоги?» От того, что вы не думаете постоянно: «Откуда они у нее?» На ее руках действительно были следы от ожогов, я их замечал, но они меня почему-то не трогали.
Анонимность — это отсутствие прошлого: в ней нет ни смертей, ни рождений, ни ссор, ни цифр продаж, ни залов ожидания, ни больниц, ни членов семей — только настоящее время в образе тесной уборной. Настоящее, которое растет и ширится, достигая невероятных размеров, до тех пор, пока наконец не лопается, как мыльный пузырь размером с бункер.
У нашей близости не было будущего. Ни один из нас не претендовал на будущее другого. Я знал людей, которые полагали, что в анонимной близости нет ни капли любви. Какая ерунда! Как это «ни капли любви» — когда даришь другому иллюзию, что он обольстительный и желанный?!
Она знала, что я писатель, но для нее это было примерно то же самое, как если б я был астронавтом. Однажды она спросила меня, продаются ли мои книги в книжных магазинах.
— Кое-где продаются, — ответил я.
Больше она меня об этом не спрашивала. На чтение у нее все равно не было времени. У нее едва хватало времени, чтобы жить.
Однажды мы отправились с ней и ее детьми собирать ежевику. Я нес младенца. Младенец был жирный и тяжелый. Я собрал мало ежевики, потому что нес младенца, жирного младенца. Кроме того, я вообще не мастер собирать ежевику.
Позже мы съели всю собранную нами ежевику в ее джипе — она припарковала его неподалеку от пляжа. Младенец все так же сидел у меня на коленях.
Когда вся ежевика была съедена, Эвелин в первый и в последний раз в жизни сказала:
— Я твоя жена.
— Нет, Эвелин, — возразил я, — ты не моя жена. Ты жена водителя автобуса.
Минуло довольно много времени, наш роман длился уже несколько месяцев, и вот как-то раз я зашел к ней домой. В ее квартире пахло моющим средством — Эвелин приходилось очень много убираться.
Мы очутились с ней в постели — разумеется, а где же
Моя портативная любовь напоминала ручной багаж, который не потеряется, сколько через него ни переступай. Скажите, где найти такое в наши дни, когда каждый влюбленный уже через каких-то три дня хотел бы превратить свою любовь в шестидесятиэтажную высотку со стальным каркасом!
69 рецептов польско-еврейской кухни
На стоянке автомобилей, сдающихся в аренду, оставалась всего одна машина — белая с откидным верхом.
— О’кей, пусть будет эта, — согласился я.
Мы поехали на север, потому что Ребекка сказала: «Я люблю снег». Мы надеялись найти там немного снега.
Накануне я предложил отвезти ее обратно в Нью-Йорк, в Музей естественной истории, чтобы она могла продолжить работу над своим исследованием.
— Может, нам лучше прервать наше путешествие? — спросил я, переступив на рассвете порог гостиничного номера.
— Не прогоняй меня, пожалуйста, — жалобно попросила Ребекка.
— Я тебя и не прогоняю, — ответил я. — Просто мне показалось, что, возможно, так будет лучше.
— Как лучше?
— Ну, если ты вернешься в музей и продолжишь свое исследование.
— Но я не хочу возвращаться.
Я не мастер прогонять людей.
Мы провели еще несколько часов в Атлантик-Сити и наконец решили поехать на север.
— А как же твоя жена? — поинтересовалась Ребекка. — Она не будет волноваться, что тебя так долго нет?
— Она целыми днями возится со своими пациентами и не особенно замечает, рядом я или нет.
Ребекка удовлетворенно кивнула. Похоже, мой ответ ей понравился.
— Ты когда-нибудь ездил в романтическое путешествие со своей женой?
Романтическое путешествие с женой… Странный вопрос для женщины, которая мечтает быть второй Мата Хари. Я невольно задумался.
— Мы были в Лиссабоне.
— И как вам там?
— Красивый город, отличные трамвайчики, просто чудесные, лучше я нигде не встречал. Только вот до секса как-то дело не дошло.
Я начал прибираться в номере — хотел, чтобы после нашего отъезда комната осталась более-менее в порядке.
— У вас не было на это времени?
— В Лиссабоне слишком уютно, а трахаться — это неуютно, можно сказать, даже довольно неудобно.
— Да, — согласилась Ребекка, — уютным это никак не назовешь.
— Ну а ты — ты когда-нибудь путешествовала со своими мужчинами?