Фантомные боли железных грифонов
Шрифт:
— Беспокоишься? — насмешливо выгнула бровь Сага.
— Беспокоюсь, — совершенно серьёзно ответил он.
Этот прямой и честный ответ привёл Сагу в лёгкое замешательство, она даже не нашла, что сказать, просто кивнула, глотнула вина.
— Я почти закончил допрошивку. И хочу провести её первичный тест-драйв на Унн-Уране сам, не сообщая Профессору, — сказал Хидден.
— Это может быть опасно. Я не сомневаюсь в твоём мастерстве, но что-то может пойти не так.
— Я в ней уверен, — твёрдо ответил Хидден.
— Пусть так. Но чем Профессор
— Да. Но Профессор помешает тебе. Точнее — он тебя попросту не допустит, ты же не в проекте. Попроси Корнета нас подстраховать, тебе он не откажет. Другого шанса для контакта с активированным допрошитым сканом Варвара у тебя не будет.
— «Шанса для контакта», — фыркнула Сага.
— Прости. Не могу назвать это «общением».
Повисла пауза, во время которой вина в бутылке заметно поубавилось.
— Это уже не Варвар, да? — тихо спросила Сага. — Даже с твоей допрошивкой он им не станет?
Ответ был очевиден, но ответил Хидден не сразу.
— Да, Сага. Ты и сама это знаешь. Но это не помешает тебе с ним попрощаться. Смотрят же люди фотографии своих близких. Говорят с ними на их могилах. Считай, что скан — то же фото, только круче. Фото, которое умеет думать. И помнит чувства, которые испытывал прототип.
Сага вернула бутылку на барную стойку.
— Помнит, но уже не проживает их, — вздохнула она, зажав ладони между колен. — И от этого мне ещё тяжелей.
— Да… — Хидден задумчиво замолчал. — Знаешь, за время, которое я работаю с кодом грифонов, я заметил кое-что… И не могу объяснить это с точки зрения нейрокодировки.
Сага вопросительно на него посмотрела. Хидден открыл вторую бутылку вина — первая заканчивалась — и продолжил:
— Я знаю, как работают сканы. Этот процесс действительно больше схож с воспроизведением сохранённых в памяти алгоритмов, а не их проживанием — как у людей. Но у грифонов, особенно у Унн-Урана, есть одно… м-м-м… чувство? — эмоция? — которое не воспроизводится, а именно проживается. И в человеческом эквиваленте я бы назвал это чем-то вроде тоски. Хотя чисто технически ни железный грифон, ни компьютерный код скана тосковать не могут — им просто нечем.
— Фантомная боль, — прервала его Сага.
— Да. Что-то подобное. Думаю, это воздействие разумной Плесени, раз уж она разумна. Но я не силён в ботанике, поэтому точно сказать не могу. — Хидден улыбнулся и заметил, как в ответ на эту улыбку поднялся вверх уголок губ Саги.
— Плесенью занимаются микологи, а не ботаники, — ответила она.
— Вот не повезло ребятам!
Пару минут они молчали, а потом Сага спросила:
— Но ты ведь нашёл способ избавить их от этих фантомных болей?
Хидден покачал головой.
— Ты же переписал код, — удивилась Сага.
— Да, и благодаря этому их фантомные боли можно контролировать. Но полностью их убрать у меня не вышло. И это ещё одна причина, почему я думаю, что виной всему Плесень. Даже с моей допрошивкой грифоны с активированными сканами не протянут слишком
— Потеряют смысл жизни?
— Да, типа того… И всё закончится так же, как заканчивалось до моей допрошивки.
— Хм. — Сага глотнула вина. — Получается, отсканированному разуму для того, чтобы продолжать своё существование, нужна конкретная цель? Своеобразный «смысл жизни»?
— Возможно. Но я думаю, что по большей части цифровая личность ищет в своей цифровой жизни не какой-то расплывчатый «смысл», а то же, что и мы ищем в жизни реальной, хоть и не отдаём себе в этом отчёта. И не находит: для неё это технически невозможно.
Сага задумалась.
— Что же это? — наконец спросила она.
— Счастье ощущать себя живым, — ответил Хидден. — Сага… Даже если у нас всё получится, Унн-Уран всё равно погибнет… как только сделает то, что должен. Может, не сразу, но вряд ли он протянет дольше пары недель. И, как бы тут у нас ни вышло, ты вряд ли его увидишь ещё раз. Поэтому…
Сага кивнула, опустив взгляд.
— Поняла. Попрощаюсь… навсегда.
— Я подумал, ты должна это знать.
— Спасибо.
Хидден неслышно вздохнул, отпил вина. Отчего-то ему этот разговор давался не проще, чем Саге.
— Что это за бар? — помолчав, перевела тему Сага. — Точнее — чем была его «оригинальная версия»? Ты там работал? Отдыхал?
— Я там жил, — усмехнулся Хидден. — И да, тогда он находился именно в таком состоянии: с местами осыпавшейся крышей, растущими из пола деревьями и огромным роялем в центре зала.
— Сыграешь?
Хидден, к её удивлению, спрыгнул с высокого стула и пошёл к инструменту.
— Не думаю, что из него можно извлечь какие-то звуки, он вряд ли настоящий, а если вдруг настоящий, то наверняка расстроенный…
Хидден осторожно, даже нежно провёл по клавишам, нажал одну из них… И она поддалась, отозвавшись густой и чистой нотой «до».
— Хм-м-м! — удивился он. — Творецк полон сюрпризов!
Он снял куртку, бросив её прямо на пол, и сел на круглый табурет, растущий перед роялем. Сага, прихватив с собой бутылку, подошла поближе, облокотилась на крышку рояля и сдержанно улыбнулась, ожидая от Хиддена какой-нибудь забавной пантомимы. Тот сосредоточенно потёр большим пальцем небритый подбородок, будто что-то припоминая, положил руки на клавиши. Прозвучало несколько неточных аккордов. А потом он заиграл.
Мелодия — мягкая, но с внутренним надрывом, пронзила облокотившуюся на рояль Сагу вибрацией, хлынула неудержимым потоком воспоминаний, отозвалась щемящей тоской под рёбрами. Она узнала её: песню одной из популярных доапокалиптических рок-групп. Её любимую песню…
— Где ты научился играть? — севшим голосом спросила Сага, когда под потолком растаяли последние ноты.
— В оригинальной версии этого бара, — ответил Хидден.
— Хотел стать музыкантом?
— Нет.
— Зачем тогда?