Фантомные боли железных грифонов

Орлова Анастасия

— А шприц?

— Он тоже.

Тэлли прикрыла глаза, словно собираясь с силами.

— Это ведь морфин? — уточнила она.

Сталь медленно кивнула:

— Лошадиная доза.

Тэлли венами вверх протянула ей свою худую руку.

— Я не хочу, чтобы меня допрошивали. Хочу остаться настоящей… Даже если придётся так. — Она слабо кивнула на шприц.

Сталь подошла на шаг ближе.

— Я не твои страдания пришла облегчать.

— А ваши это облегчит? — криво усмехнулась Тэлли.

Сталь знала, что не облегчит. Но и ничего не сделать она не могла, как не могла смириться с тем, что Тэлли, пусть и допрошитая, исправленная,

будет жить с нею бок о бок как ни в чём не бывало и даже не помнить всей той боли, которую она принесла, всего зла, которое сотворила. Сталь опустилась на одно колено, положила на второе локоть Тэлли и, сняв колпачок с иглы, ещё раз строго глянула на Тэлли.

— Ты ведь только из-за себя расстроена, верно? — сухо спросила она.

— Я не расстроена, — вяло ответила Тэлли. — Я убита. Я могла бы сделать всё иначе и добиться многого, но погорячилась и не получу ничего…

Во взгляде Стали мелькнула тень смешанного с отвращением ужаса.

— Ты как творецкая Плесень, Тэлли. Способна думать лишь о себе.

— А остальные — иначе? Не припомню, чтобы кто-то думал о других. Обо мне, например.

Сталь вздохнула глубже и ещё плотнее сжала губы.

— Разве что Корнет думал о Саге, — меланхолично продолжала Тэлли, — но и то ради себя — на её-то желания он плевал. — Тэли невесело улыбнулась и закрыла глаза.

…И Сталь ввела в синеватую струнку её вены иглу.

— Не надо, доктор Стельман, — спокойно, но очень твёрдо прозвучал за её спиной голос Саги, и на плечо легла её ладонь. — Не надо.

Сталь прикрыла глаза и надавила на поршень, вбрызнув в кровь Тэлли небольшую дозу морфина.

— Нет! — ещё твёрже сказала Сага, до боли сжав её плечо.

— Вам-то какое дело? — спросила Тэлли, отрешённо поглядев на Сагу из-под полуопущенных ресниц.

— До тебя — никакого, — ответила ей Сага. — Катриса, пожалуйста!

Тэлли поморщилась. Сталь не дрогнула.

— Думаете, доктор Сага, у меня духу не хватит? — с ледяным напряжением спросила она.

— Уверена, что хватит, поэтому и пришла. Но она того не стоит. Да и Раисмихална бы не одобрила…

…И тускло блеснула игла, вытащенная из вены Тэлли.

Сага шла по длинному полутёмному коридору в ногу со Сталью. Та, судя по всему, не спала третьи сутки, но ни на миг не утратила своей холодной и сосредоточенной отстранённости. Даже во время похорон Раисмихалны лицо её оставалось строгим и безучастным. Но что-то неуловимое — то ли та самая складочка меж бровей, то ли углубившиеся морщинки у губ, а может, неестественная бледность её лица и застывший взгляд говорили Саге, что от срыва Сталь удерживает даже не тонкая ниточка, — волосинка. И что этот срыв, если он всё-таки случится, будет грандиозным по своей разрушительной силе. Впрочем, у таких железных людей, как доктор Стельман, иначе не бывает. Поэтому Сага на ночь осталась в Каланче, как и Сталь. И заметила, когда та покинула свой кабинет, направившись в подсобку, где заперли Тэлли.

Они дошли до кабинета Стали, и та, положив ладонь на дверную ручку, посмотрела на Сагу. По этому взгляду стало ясно, что пускать Сагу внутрь она не намерена.

— Я буду рядом, — сказала Сага. — Позовите, если понадоблюсь.

— Идите спать, Сага. Вас ждёт Хидден.

Сага улыбнулась краешком губ. «Никуда не пойду», — читалось в этой полуулыбке.

Сталь вошла в кабинет и закрыла дверь. Сага ещё какое-то время стояла снаружи, задумавшись.

Сперва

было тихо. А потом из-за двери раздались хриплые лающие звуки, похожие на сдавленный кашель. Сердце Саги окатило холодом: ей показалось, что именно так хрипит человек, с петлёй на шее шагнувший с табуретки.

Когда она ворвалась в кабинет, Сталь судорожно хватала ртом воздух, опершись ладонью о письменный стол и согнувшись, будто ей дали под дых. Пальцы второй руки терзали и комкали на груди белый халат, словно пытались процарапать в рёбрах отверстие, чтобы стало легче дышать. Сага ринулась к ней и подхватила прежде, чем та упала. Бережно опустила Сталь на пол и села рядом, обняв её худые острые плечи. И только тогда поняла, что значат эти страшные звуки, выдирающие из груди и сердце, и остатки воздуха. Сталь плакала. Эта суровая, неколебимая, ледяная женщина, казавшаяся ей твёрже и бесчувственней любого железного грифона, рыдала, вздрагивая и захлёбываясь. Рыдала от бессилия и боли, от того, что не смогла уберечь дорогого ей человека и теперь не может даже умереть вместо него.

В горле защекотало.

— Прости меня, Катриса, — прошептала Сага. — Я была так несправедлива к тебе…

Тэлли слышала, как снаружи защёлкнулся замок, но что-то заставило её подняться на ноги и проверить. Одурманенная малой дозой морфина, она, пошатываясь, подошла к двери, легонько её толкнула. И та отворилась.

— Ты всё ещё меня слышишь, — сипло пропела Тэлли, криво усмехнувшись, и вышла в коридор.

Босая, растрёпанная, с воспалёнными красными глазами и припухшими губами, она шла очень медленно — словно плыла в густом киселе. Ступенька за ступенькой поднимаясь к Грифоньему залу, она что-то мурлыкала себе под нос, а когда дошла до последнего этажа, обнаружила, что всегда запертая дверь, ведущая на крышу, открыта. Тэлли довольно улыбнулась и поднялась на пустой Грифодром. Фонари, растущие по его периметру, отчего-то на неё не среагировали и не зажглись ярче, но она этого даже не заметила.

— Они настолько примитивны, что не в состоянии ни понять меня, ни оценить, — протянула Тэлли, шагая к парапету. — Но ты-то можешь, верно? — Она взобралась на широкое бетонное ограждение. — Они собираются допрошить меня под свои мерки. Сделать такой же примитивной. Испортить! Я им этого не позволю. — Тэлли раскинула руки и пошевелила пальцами, мечтательно улыбнувшись беззвёздной черноте. — Так вот: у тебя есть последний шанс спасти меня! — сказала она и шагнула в клубящуюся туманом ночь.

За дверью первого этажа Хиддена ждала посылка — сегодня был день почты. Он по-прежнему заказывал себе пиво, по-прежнему отсылал в госбезопасность сообщения с мусором в пустых бутылках о событиях в городе, о планах Плесени, которые выболтала ему Гейт, и по-прежнему надеялся обнаружить под одной из этикеток новость о том, что они нашли способ уничтожить Плесень. Но каждый раз этикетки оказывались пусты.

После всех событий последних дней, после смерти Раисмихалны и похорон он вымотался настолько, что даже хотел отложить бутылки на завтра, но потом всё-таки аккуратно отклеил этикетки, отпарив их над горячей водой. Сперва Хидден решил, что мелкие закорючки шифра на одной из них ему померещились. Но он моргнул раз, второй — они не исчезли. Несколько секунд он тупо на них таращился. А потом, когда смысл написанного уложился в его голове, подумал, что лучше бы они ему всё-таки померещились.