Фантомный бес

Кацура Александр Васильевич

Кто же этот загадочный Холстен, сочиненный Уэллсом в 1913 году, которому, по замыслу писателя, суждено ровно через два десятилетия открыть путь к атомной энергии? Автор пишет о нем скупо, но сообщает одну примечательную деталь: «В момент открытия молодой человек жил один в небольшой квартире в Блумсбери…»

А начинается роман с того, как некий профессор физики по фамилии Рафис читает в Эдинбурге в 1913 году лекцию о радиоактивности: «Радий представляет собой элемент, который разрушается и распадается. Быть может, все элементы претерпевают те же изменения, только с менее заметной скоростью. Это, несомненно, относится к урану и к торию… Сегодня нам уже известно, что атом, который прежде мы считали мельчайшей частицей вещества, твердой и непроницаемой, неделимой и безжизненной, на самом деле является резервуаром огромной энергии… Совсем недавно мы считали

атом тем же, чем мы считаем кирпичи, – простейшим строительным материалом. И вдруг эти кирпичи оказываются сундуками с сокровищами, сундуками, полными самой могучей энергии. В этой бутылочке (профессор поднял и показал ее публике) содержится около пинты окиси урана. Стоит она примерно двадцать шиллингов. Но в ней, уважаемые дамы и господа, в атомах этой бутылочки, дремлет столько же энергии, сколько мы могли бы получить, сжигая сто шестьдесят тонн угля. Если бы я мог мгновенно высвободить сейчас всю эту энергию, от нас с вами осталась бы одна пыль…»

– Понятно, – шептал один из слушателей, вихрастый юноша. – Понятно. Ну, дальше! Дальше!

Помолчав, профессор продолжал:

– Предположим, в скором времени мы найдем способ извлечь эту энергию.

Вихрастый юноша энергично закивал. Сейчас он услышит чудесный, неизбежный вывод. Он подтянул колени к самому подбородку и от волнения заерзал на сиденье.

– Почему бы и нет? – прошептал он. – Почему бы и нет?

Профессор поднял указательный палец:

– Подумайте, какие возможности откроются перед нами… человек с помощью пригоршни вещества сможет освещать город в течение года, сможет уничтожить эскадру броненосцев или питать машины гигантского пассажирского парохода на всем его пути через Атлантический океан?

– Да, заманчиво, – шептал юноша, фамилии которого была Холстен.

Пробежали годы. Ранней осенью 1933 года этот Холстен испытывает растерянность и даже страх, поскольку ясно представляет себе жуткие последствия своего открытия. «Он даже задумался о том, что, быть может, ему не следует сообщать о своем открытии, что оно преждевременно, что его следовало бы отдать какому-нибудь тайному обществу ученых, чтобы они хранили его из поколения в поколение, пока мир не созреет для его практического применения. Но что толку? Если я и сожгу все эти выкладки, не пройдет и десяти лет, как кто-нибудь другой повторит мое открытие…»

Воображение Уэллса! Писатель, хорошо знающий людей, не мог не понимать, что дело пойдет к войне. Этим он и занялся на страницах своей рукописи.

Еще никто не знал, что примерно через год сербский студент выстрелит в австрийского герцога. А Уэллс уже выводит на бумаге: «Международное положение становится угрожающим… Державы Центральной Европы неожиданно начали военные действия против Союза Славянских Стран. Франция и Англия готовятся прийти на помощь славянам». Но Уэллс воображает войну уже в тех условиях, когда благодаря открытию Холстена созданы атомные бомбы. И что выходит?

Немцы, не моргнув глазом, сбрасывают атомную бомбу на Париж. Там, где стояли Лувр и Эйфелева башня, – груда дымящихся развалин. Французы не собираются оставаться в долгу. Их авиатор летит в Германию. Крохотный аэроплан, где всего два человека – помимо пилота еще помощник. Он сидит возле похожего на гроб ящика, где покоятся три атомных бомбы, каждая размером с большой арбуз. Сбрасывать их нужно руками прямо через борт. На подступах к Берлину их пытается сбить германский самолет. Но французы отрываются от него. Бомбы сброшены. Берлина тоже больше нет.

Несмотря на эти ужасы, в целом роман получился тягучим, местами излишне умным, местами откровенно нудным: слишком много рассуждений о трудном будущем человечества. Столицы Европы, превращенные в пепел, – эта фантазия никого не тронула. В итоге роман расходился вяло. А из прочитавших мало кто в атомные ужасы поверил. Примерно с тем же успехом, как и в описанные Уэллсом в более ранних книгах вторжение марсиан и полеты на Луну. Всякий писатель-фантаст – сказочник. Кто этого не знает?

В последней части романа Уэллс выводит нового героя – русского по имени Марк Каренин. Это пожилой, смертельно больной, но на редкость сильный духом человек. И он ставит себе задачу, почти непосильную: личным примером вдохновить людей, вытащить их из той нравственной бездны, куда завела их вечная вражда и готовность воевать даже с применением атомных бомб. Но кончается все печально: мудрец-проповедник умирает, не выдержав операции, с помощью которой его пытаются спасти лучшие врачи в таинственном госпитале Тибета.

Поставив

точку и отдав рукопись издателям, Уэллс решил тут же отправиться в Россию. Ему непременно захотелось взглянуть на родину героя его романа, тихого, но страстного в духовных поисках Марка Каренина. А может, чем черт не шутит, на одном из русских перекрестков он встретит ту молодую женщину, которая вот уже несколько лет не покидает его сознания. Он скажет ей: «Дорогая Мария, роман, о замысле которого мы некогда толковали с вами вместе в гостиной русского посольства в Лондоне, призванный потрясти и напугать человечество, – так вот, я его написал. Обратите внимание, дорогая Мария, я ввел в него русскую тему. И тема эта – совесть, взлеты души и затопляющая мир любовь».

Часть вторая. 1914–1917

Выстрел в Сараево

Наследником Австро-Венгерского престола был весьма пожилой господин. Это был тот самый «австрийский нахал» (по выражению великого князя Кирилла), который на празднике в Лейпциге оберегал императора Вильгельма от членов русской миссии. Тот самый, кто не хотел отпускать на вольную волю попавших в состав Австро-Венгрии южных славян – хорватов, боснийцев, словенцев и прочих. Правда, он вовсе не собирался держать их в черном теле. Напротив, у него были красивые планы – объединить их в относительно независимую общность, в некое южное королевство под единой славянской короной. Таким образом, к австрийской и венгерской коронам добавилась бы третья и возникла бы, по мысли эрцгерцога, чудесная империя трех корон. Австро-Венгро-Славия. Что-то в этом роде. Разве это плохо? Голубой Дунай, Влтава, Тиса, Сава, вальсы Штрауса звучат над прекрасными землями. Тяжелые кисти винограда зреют. И все рады друг другу, кругом улыбки. А венская оперетта! А снежные Альпы! Сверкающие лыжные склоны Инсбрука! А готические замки в горах, похожие на сказку! А город Моцарта Зальцбург! А сказочная Прага с ее средневековыми легендами! Да кому же захочется бежать из этой райской империи, лучшей на свете?

А вот южным славянам бежать хочется. Особенно сербским офицерам и студентам, мечтающим о великой Сербии. Странные, озлобленные люди. Это они создали суровую террористическую организацию «Черная рука». И кажется им, что лучший путь – это убийство крупных австрийских чиновников и тех губернаторов, которые под руку попадутся. А если под «черную», так вообще…

И года не прошло, как Фердинанду в Храме русской славы пели многолетие. Увы, пение в храме не всегда помогает. Зачем-то пристрелили заодно и его жену Софию, чешскую графиню, довольно скромно одетую даму, мало в чем повинную. По австрийским законам чешские титулы были провинциально-второстепенны, поэтому права на герцогский титул она не имела и в браке оставалась графиней; более того, брак этот расценивался как морганатический, и их дети не считались наследниками Австро-Венгерской короны. Но супруги очень любили своих трех детей, пусть они даже не принцы и не принцессы. Когда эрцгерцог задумал нанести дружественный визит в Сараево, графиня заявила, что опасается за его жизнь и непременно поедет с ним. Опасалась она не зря. Пожилые супруги ехали в небольшом открытом автомобиле, который еле полз по узеньким улицам боснийской столицы. Их радостно приветствовали местные жители. Было много цветов. Боснийцы к австрийцам относились неплохо. К медленно катящейся машине вплотную приблизился двадцатилетний студент из Сербии с бельгийским пистолетом в руке. Стрелять его учили все в той же «Черной руке». Первым выстрелом он перешиб яремную вену герцогу, вторая пуля угодила графине в живот. Герцог успел повернуться к жене и сказать: «Софи, прошу тебя, не умирай! Ради детей!» И все же графиня умерла первой. А герцог лишь через десять минут. На календаре шел 28-й день июня. Это был день двадцатилетия свадьбы Софии и Фердинанда.

Но если бы не этих знаменитых особ, то непременно убили бы еще кого-нибудь. Подсознательно Европа тянулась к потрясениям и столкновениям. Много лет ведущие державы муштровали солдат, упорно занимались вооружением. Для чего, спрашивается?

Выходит так, что выстрел не мог не грянуть.

Не студент Гаврило с пистолетом, так кто-нибудь иной. Слишком много стран, народов, генералов и государей подобного выстрела ожидали. Прекрасный повод для войны. Зря, что ли, готовились? Понаделали столько ружей и пушек. Бронированных кораблей и даже подводных лодок. Куда прикажете теперь все это деть? Возможно ли теперь не проверить их на деле?