Фаранг (Дилогия)
Шрифт:
Егоров изобразил пляски туземцев, схватил бутылочку геля для душа, бритву и, призвав на помощь Катю, рванул в кусты приводить себя в порядок.
С кормы снова раздался взрыв хохота, но Дима-сан даже не обернулся, а только угрюмо поскрёб отросшую за месяц бороду. Этот Гоша, который оказался пусть и уволенным, но настоящим, с образованием, актёром театра, мог, когда он этого хотел, быть душой компании. Историй, анекдотов и песен он знал великое множество и никогда не повторялся. Мужики ворочали тяжёлые весла и веселились от души над очередным сольным
Мельников только матюгнулся. Он не хотел брать с собой этого выскочку, но Даник, его бывший лучший друг Даник, настоял на том, чтобы в очередной рейс к ныряльщикам вместе с командой Мельникова пошёл и Игорь.
Дима-сан скрипнул зубами и матом пресёк бурное веселье на лодке, на что Гоша лишь вытянулся во фрунт и дурашливо отрапортовал, мол, "базара нет, начальник", чем вызвал новый приступ веселья среди матросов.
Дела в посёлке на Новой земле шли по-разному. Две недели адского труда, через "не могу", принесли свои плоды. Все сто семьдесят три человека были обеспечены крышей над головой, трёхразовым горячим питанием и необходимым минимумом одежды. Для этого пришлось применять крутые меры, многие не желали работать по восемнадцать часов в сутки, ещё больше людей не желало делиться своими вещами с теми, у кого их не было. Пока Мельников, при помощи тёти Ули и десятка верных ему людей ещё держал ситуацию под контролем, но община уже помаленьку пошла вразнос. Отсутствие внешней угрозы, которая сплотила бы людей и возросший "уровень жизни", сеяли в умах отдельных индивидуумов разные нехорошие мысли.
А чего это я должен это делать? А почему ему больше? А что это он раскомандовался?
Дальше — больше. Посёлок, внешне выглядевший единым целым, расселился по национальному признаку, что, в общем-то, было понятно, но вот выводы все сделали разные.
Началось всё с очередного ежеутреннего скандала — распределения работ на день. Данияр привычно, матом, оборвал стоны и сопли и пинками разогнал нескольких мужчин и женщин по делам, а вот к стоявшим поодаль соплеменникам первый зам Сенсея обратился на казахском. Вежливо. С пожиманиями рук и уговорами что-нибудь сделать. Дима, наблюдавший за этой картиной со стороны, очень удивился и, подозвав, Данияра, к себе, поинтересовался — с чего бы это к этим лодырям такое отношение?
Даник помялся, а потом просветил закипающего Мельникова, что к "агашкам" он не может относиться иначе.
— Старших уважать надо. У нас на Востоке так принято, понима…
Диму сорвало.
— Ты! …! Агашек, говоришь? А не казахов, значит, пинками гнать на работы можно?
Дальнейшее Дима помнил плохо. Вроде бы он бил Данияра, потом, вроде бы, жестоко избил нескольких недовольных. Потом… потом он вроде бы что-то говорил с импровизированной трибуны о равноправии и единстве.
На время это помогло — внешне жители посёлка перестали делиться на своих и чужих, но с тех пор Данияр с ним не разговаривал. До прошлого утра, когда он сквозь зубы потребовал, чтобы его "лучший" друг Игорь отправился за своей семьёй.
"Ёлки зелёные!"
Мельников схватился за голову. Он очень рассчитывал на поддержку Виктора и его людей, которые
"Вот как он это делает? Ведь он ничегошеньки не сделал и на тебе — у него два друга и женщина! А у меня…"
Пока Дима-сан друзей только терял. А число людей, которые его искренне ненавидели за его крутой нрав, за его порядки и за его требовательность, стремительно неслось к ста процентам.
То, что Гоша едет убивать — было ясно, как божий день.
"Может, выкинуть его за борт, пока не поздно? Зачем ему Катя? Он и с этой… с силиконовой блондинкой себя прекрасно чувствует. Может, из-за сына?"
Дима посмотрел на Игоря, горестно вздохнул и, сплюнув за борт, взялся за весло. До Малой земли оставался час пути.
Остров встретил лодку тишиной и абсолютным спокойствием, что было странно — обычно их встречали все обитатели островка. Криками, плясками и урчащими от голода животами. Насторожившийся Дима велел всем сидеть на лодке в полной готовности удирать, а сам, зажав, как собака, зубами палку, поплыл на берег.
Ничего страшного, чего так опасался Мельников, не случилось. Вся честная компания нашлась в лагере, в центре пальмовой рощи. Хорошо одетые, чисто выбритые и подстриженные (!) мужчины, вальяжно устроившись на сложенных из чемоданов "креслах", лениво перебрасывались в картишки. Стол, за которым они сидели, тоже был сложен из стопки чемоданов.
— Нет, Дима, только кормовой отсек. До носового пока — никак.
— Есть планы?
— Думаю пока. — Виктор производил сильное впечатление. Белый костюм, шёлковый шейный платок, зеркальные очки a-la Сильвестр Сталлоне и вычищенная фуражка капитана Орхана на голове. — Носовой отсек хоть и меньше вполовину, но всё равно… там чемоданов пятьдесят наберётся. Я вот свой чемодан нашёл. И Катины оба — тоже. А вот остальные — нет. Ни Олег, ни Оля, ни Жанна. Я, чтобы ребята в обносках не ходили, пока так решил — из каждого поднятого чемодана берём по одной любой понравившейся вещи. Это плата за наш труд. Это справедливо. Так?
Дима страдальческим взглядом проводил Йилмаза, щеголявшего в его собственной любимой сетчатой жилетке со множеством карманов, и нехотя признал.
— Так.
— Привет, Дима!
Женщины, появившиеся из-за деревьев, тоже выглядели сногсшибательно, а Катерина — так вообще… Дима присвистнул.
"Красотка"
— Привет, Катя. — Мельников вспомнил о проблеме по имени Гоша и сморщился. — Вить, тут, понимаешь, такое дело…
Виктор слушал Мельникова и медленно зверел. ОН приплыл. Чтобы забрать ЕЁ. Чтобы забрать его женщину! И чтобы его убить…
Витька поднял глаза. Вокруг стояли ЕГО люди и смотрели на него. Мужчины извиняясь. Женщины испуганно.
— Кать, возьми Антошку, — Егоров поднялся и принялся раздеваться, — и иди на мыс. Подальше отсюда. Иди. — Виктор надавил голосом и женщина, обливаясь слезами, молча удалилась.
Витька натянул свои старые джинсы и посмотрел на Мельникова.
— Зови своих.
Сенсей, Олег и Йилмаз ободряюще похлопали Витю по плечу и ушли на берег, оставив Егорова одного.