Фарцовщик: деньги не пахнут. Том 1

Тыналин Алим

Я кивнул.

— Ладно. Все понятно. Будем надеяться, что это и вправду так. А какие планы? Вы согласились с моим?

Бурный кивнул.

— Да, мы учли твои доводы. Насчет риска для картины. Нельзя, чтобы Серегин что-то заподозрил. Мы даже на работу к нему еще не совались. Чтобы не спугнуть раньше времени. Работать будешь вместе с Сорокиным, — он указал на мнимого «иностранца». — Главное, найти картину. Подтвердить, что это оригинал. Мы консультировались с работниками музея. Есть несколько признаков.

Теперь

уже я не удержался.

— Лучше всего, конечно, обратиться я к специалисту. Но самые распространенные методы — это микроскоп, рентген и спектрометр. Картины подделывают разными способами. Например, перелицовка. Берут старую картину. Не ценную. Считают подпись настоящего автора. Рисуют подпись известного. Например, море Айвазовского. Или создание картины с нуля. Берут старый холст. Стирают картину. Наносят подделку. Можно обнаружить с помощью микроскопа. На любой старой картине образуются микротрещины. Если на нее нанесли свежую краску, она затекает в эти трещины. И это можно увидеть под микроскопом. Или пол очень мощной лупой.

Я поглядел на ошарашенных чекистов.

— Надеюсь, у вас есть сильная лупа?

Бурный переглянулся с Сорокиным.

— Откуда ты все это знаешь? Ты что, подделывал картины? И что за спектрометр? И рентген?

Я не стал говорить, что скупал картины пачками. В прошлой жизни. Скромно умолчал.

— Нет, читал как-то. В научном журнале.

Объяснение понятное. Бурный перестал таращиться на меня. Он посмотрел на часы.

— Время. У нас осталось совсем мало. Вам надо выдвигаться. На встречу. Мы будем следить. Если что, слушайся Сорокина. Он знает, что делать. Будет говорить тебе на английском.

Я кивнул. Мы с Сорокиным вышли из номера. Бурный и Грешников остались.

— Ну как, готовы? — спросил я. — Надеюсь, вы понимаете в картинах?

Сорокин покачал головой.

— Разговаривай со мной на английском. Чтобы войти в роль. А в картинах я ничего не смыслю. Но ничего, пробьемся.

Мы болтали на английском. Шли по коридору. Сорокин отчаянно играл роль.

Остальные работники гостиницы не подходили к нам. Даже бармен шмыгнул мимо. Хотя я видел, что он хочет поговорить.

Но зачем? Я уже отправил Ракету. За товарами. Он должен забрать очередную партию. На квартиру. И продолжить продажи.

Мы вышли из гостиницы. Шли рядышком. Сорокин рассказывал всякую чепуху. На английском он говорил бегло, но с акцентом.

Поймали такси. Само собой, таксист тоже липовый. Тоже сотрудник КГБ. Но маскировка отличная. Он сидел в кожаной куртке и кепке. За рулем бежевой «Волги». С шашечками такси на кузове.

Довез нас до Метростроевской улицы. Указал на здание на углу.

— Вот заводская столовая. Она тут одна. Видите, народ толпится? Тут кормят дешево и сердито. А где ваш клиент?

Не видно?

Я посмотрел по сторонам. Нет, Серегин отсутствует. Неужели сбежал?

— Не видно. Ладно, мы пойдем. Не будем его нервировать. Сидеть в такси слишком долго.

Мы вышли. Направились к столовой. Здесь улица гораздо проще, чем Горького.

Ну как, проще. Это же оказалась Остоженка. В Хамовниках. Я и не знал.

Дома не многоэтажные. А трех и четырех уровней. Старинные особняки. Улица из-за этого казалась шире, чем на самом деле.

А столовая — это ведь на месте «Голубятни». Трактира Шустова. Само здание снесли где-то в начале двухтысячных.

Но сейчас оно стояло на углу улицы. Целое. И относительно невредимое. Четырехэтажное.

Сам трактир уже давно закрылся. Говорят, на крыше до революции имелась голубятня. Потом устроили коммуналку.

Сейчас квартиры остались. Но на первом этаже небольшая столовая. У входа толпились люди.

Мы остановились напротив. Рядом низенький старинный дом. Сверху густое переплетение троллейбусных проводов.

Такси уехало. Обдало нас копотью. А мы с Сорокиным, пардон, с Джексоном, перебежали Остоженку.

— Где твой продавец? — спросил Сорокин, вертя головой. — Не пришел еще?

Конечно, нет. Прячется, наверное. Смотрит, с кем я пришел. Кроме него, за нами наверняка следили люди из КГБ.

Наружное наблюдение. Но эти спрятались тщательно. Не найдешь, как ни старайся.

— Сейчас будет, — я тоже осматривался. — Может, в столовой сидит? Или в скверике?

Рядом со зданием когда-то стояла церковь. Ее снесли в тридцатых. И вместо этого разбили скверик.

Сейчас там тоже полно народу. Люди сидели на скамейках. Или торопливо шли по делам. Выходили на Остоженку, пардон, Метростроевскую. И бежали дальше по тротуару.

— Да не, — Джексон поежился на прохладном ветру. — Спрятался внутри. Чай пьет. Или чего покрепче.

Но я уже заметил Серегина. Вон он. В самом деле, стоит у скверика. Я позвал спутника. И пошел к похитителю.

— Это и есть иностранец? — подозрительно спросил Серегин. — Вы кто? Как вас зовут?

Сорокин благожелательно улыбнулся. Продемонстрировал белые зубы. Протянул руку.

— Здравствуйте, меня зовут Гарри Джексон. Я коллекционирую картины. Пожалуйста, покажите вашу.

Серегин чуток успокоился. Услышал английскую речь.

— Чего это он?

Я перевел. Серегин даже чуток улыбнулся. Приветливо.

— А вот это другое дело. А откуда он?

Я посмотрел на чекиста.

— Он из Америки. Само собой. Приехал сюда на симпозиум. Выступает там. И еще одновременно интересуется искусством. И что самое главное, у него есть деньги. Если картина подлинная, он готов уплатить аванс. Прямо сейчас.