Фарфоровые куколки
Шрифт:
Детективы, оба плотные и крепкие, вошли и быстро осмотрели место убийства. Жестом подозвали стоявших неподалеку полицейских. Они тихо переговаривались, делая пометки в своих блокнотах и время от времени посматривая на меня, Иду и Джека, потом на Рэя и сидящего на диване акробата.
Наконец четверо мужчин в форме согласно кивнули и разошлись.
— Обыщите комнату жертвы! — распорядился детектив и позвал меня.
Джек пошел со мной в гостиную. Детектив бросил на него недобрый взгляд и жестом велел ему уйти.
— Я детектив Коллинз, — сказал тот, что покрупнее. — А
Мой рассказ был коротким. Я пришла домой, увидела Рэя с ножом, решила, что настал мой смертный час.
Когда я закончила, детектив Коллинз спросил:
— Как хорошо вы знали мисс Вонг?
— Мы жили в одной квартире. Познакомились шесть лет назад, — ответила я. — Мы — танцовщицы из «Запретного города».
— Значит, вы были достаточно близки, — констатировал детектив Коллинз.
Я кивнула.
— А с подозреваемым вы знакомы?
— Его зовут Рэй Бойлер.
— Так вы подтверждаете, что хорошо знали мисс Вонг?
— Да.
— Вы знакомы с ее родителями?
— Нет, но и она не была знакома с моими.
— Что, по-вашему, имел в виду мистер Бойлер, когда сказал, — он посмотрел в свой блокнот, — «может, я и проиграл, но хотя бы не дам другим парням победить»?
— У Иды было много поклонников, — пояснила я. — И Рэй ревновал.
— Вы считаете, что у мисс Вонг была слабость к военным?
Слабость? В колледже я не училась, но догадалась, куда он клонит.
— Мы стараемся поднять настроение нашим ребятам. Если они просят нас потанцевать с ними, мы танцуем. Это наш долг. Мой молодой человек не ревнует, но Рэй был не таким. Он был одержим Идой. Мы все его побаивались и пытались предупредить Иду, но…
Один из полицейских вышел из комнаты Иды с пачкой писем в руках.
— Гляньте-ка на это, детектив.
Детектив Коллинз внимательно просмотрел все конверты, прежде чем снова перевести взгляд на меня.
— Мы переписываемся с солдатами, служащими за границей, — сказала я, чтобы немного прояснить ситуацию. — Это наш долг…
Детектив открыл одно из писем и пробежал его глазами, затем перешел комнату к сидевшему на стуле Рэю. Наклонившись к нему, он о чем-то тихо с ним заговорил. Через несколько минут детективы передали полномочия полицейским и покинули квартиру. Ида все еще лежала на полу, постепенно остывая.
Я дрожала от пережитого, боясь сдвинуться с дивана, на котором сидела.
Через час детективы вернулись. Детектив Коллинз велел полицейским обыскать комнату еще раз.
Полицейские открывали ящики комода Иды, вытаскивали ее одежду, белье. Трусики, лифчики и чулки, как осенние листья, сорванные с деревьев, падали на залитый кровью пол. Ко мне снова подошел детектив Коллинз.
— Давайте начнем сначала, — предложил он. — Как вы думаете, что имел в виду мистер Бойлер, когда сказал, что не даст другим парням победить?
Я повторила то, что сказала пару часов назад. Он провел рукой по волосам и произнес:
— Что же, мы только что опросили ваших соседей. Похоже, у вас в привычке покрывать япошек.
Внутри у меня все сжалось.
— Ваша соседка по квартире, вернее, ваша вторая
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — возмутилась я.
— Вот, взгляните. — Он протянул мне письма, принесенные из комнаты Иды.
Они были написаны ее родителями из лагеря для интернированных под названием «Манзанар» и отправлены на адрес местного отделения связи до востребования. Ее настоящее имя было Юми Оцуко. Я старалась сдерживаться, но слезы хлынули у меня из глаз. Я плакала не потому, что меня опять обманули, а потому, что знала, какой ужас испытывала Ида все эти годы. Она скрывала, что смертельно боится, что ее обнаружат, возненавидят и отправят в лагерь, а то и убьют. У меня кровь стыла в жилах при мысли, что она жила со мной, по всеобщему мнению, сдавшей Руби властям, стремясь тем самым отвести подозрения от самой себя.
Пресса назвала это дело «Треугольником между Востоком и Западом», что не имело никакого смысла, зато газеты расходились, как горячие пирожки. Адвокат выставил Рэя этаким героем-патриотом, а меня шесть раз вызывали на допрос в ФБР и в Комитет по военным перемещениям.
— Скажите, Юми использовала свою работу в «Запретном городе» для сбора военной информации, чтобы отправить ее в Японию?
— Я знала ее как Иду.
— Она сочувствовала японцам?
— Во всяком случае, мне об этом ничего не было известно.
— А вы сочувствуете японцам?
— Нет!
Я почти не спала. Я была издергана допросами, репортерами, косыми взглядами соседей и, что самое страшное, воспоминаниями о страшной ране на шее Иды и удушающем запахе крови и смерти, которым была наполнена моя квартира. Я не пострадала физически, но я была сломлена. Вернулась прежняя привычка ощупывать руки и ноги после побоев. Все разрешилось, когда Рэй признался, что «давно знал, что Ида была япошкой», но что убил ее на почве ревности, как я и говорила. Перед отправкой в тюрьму он дал последнее интервью, в котором, нисколько не раскаиваясь, объявлял, что она получила по заслугам. Все это сопровождалось предсказуемыми рассуждениями о скрытности и коварстве врага и призывом держать рот на замке, чтобы не раскрывать врагу военных тайн, хотя единственным преступлением Иды было то, что она выдавала себя за китаянку и плохо разбиралась в людях.
Я тоже ни в чем не была виновата, но новости о том, что Ида, моя соседка по квартире, была японкой, распространились со скоростью эпидемии. Танцовщицы и другие артисты стали обращаться со мной холодно. Они никак не могли решить, кем же я была — предателем, потому что все время дружила с японками, или коварным организатором гибели Иды, так же как в свое время ради собственной выгоды избавилась от Руби.
Я была истощена морально и физически. От слез у меня были постоянно опухшие глаза и покрытые красными пятнами щеки. Я похудела и выглядела так плохо, что солдаты перестали приглашать меня к себе за столики. А может быть, они читали обо мне в газетах и не хотели видеть рядом с собой «лицо, сочувствующее врагу». Ко мне вернулось желание немедленно бежать.