Фарги Падающая звезда

Куницына Лариса

— Эрлоры не знают смерти, и потому они непобедимы. Расскажи мне, что ты знаешь об этом ритуале?

— Этот ритуал состоит в том, что кудесник Обмоны предлагает Злу войти в его тело, а потом убивает себя.

— Убивает себя? Немыслимо!

— Я слышу слова эрлора, — усмехнулся Айрон. — Оброн возмутился бы тем, что кудесник впускает Тала в своё тело.

— Да, и это меня тоже удивляет. Как можно уступить своё тело Злу?

— Не уступить, мой мальчик. А заточить Зло в себе, как в темнице. Каждый кудесник Обмоны с самого раннего детства носит в себе демона. Он привыкает контролировать и усмирять его, вырабатывает средства защиты, изучает нрав своего врага, который

всегда с ним. Иногда особо сильные кудесники даже заставляют своих демонов сражаться со Злом.

— Они носят в себе демонов? Это ужасно, Айрон! И отвратительно.

— Вовсе нет. Это ужасно для нас, поскольку мы, хоть и живём на грани компромисса со Злом, всё же вынуждены опасаться, что оно может обмануть и поработить нас. Кудесники Обмоны, в отличие от нас, сотканы из звёздного света и пронизаны дыханием Добра. Они — воплощение любви и самопожертвования. Они не подвержены сомнениям и искушениям, и потому Зло не может поработить их. Свершив обряд Зуна, они заключают Зло в своей душе, как в клетке с раскалёнными прутьями.

— И этому они научили Обронов, вернее Хоу?

— Именно этому. Но время показало, что такая тактика не подходит для тех, кто недостаточно стоек в своей ориентации на Свет. И потому наши предки видоизменили магию Обмоны, превратив её в магию Бергаркана. Мы не вступаем с Тала в столь тесный контакт, мы лишь удерживаем её на подступах в наш мир и допускаем сюда лишь в том виде, в каком можем подчинить её и использовать в своих целях. Поверь мне, это тоже очень сильная позиция в общении с нашим извечным врагом.

— И мне она нравится куда больше! — воскликнул Налор. — Уж лучше подчинить врага, чем умереть вместе с ним!

— Ты не прав, мой мальчик. Ты забываешь, что Зло вездесуще и имеет тысячу проявлений в тысяче миров. Мы подчинили его здесь, но в иных мирах оно действует бесконтрольно, сея Смерть и Ужас. Обмона же уничтожает очаги зла, она очищает мир от скверны, оставляя за собой надежду на новую жизнь и счастье.

— Но убивать себя… — пробормотал принц.

— Даже в их смерти есть величие и красота. Они не пронзают себя мечом и не пьют яд. Они концентрируют солнечный свет в тонкий прозрачный клинок и призывают его в своё сердце. Клинок Света, не убивает их, а освобождает их душу, в то время как у заключённого в их теле Зла нет шанса спастись от такого оружия.

— Значит, они всё-таки не умирают? Я имею в виду, что их души живут, как души наших праматерей? Их так же можно вызвать из Тонких миров и говорить с ними?

— Да, если их цель не потребует ещё большей Жертвы.

— Ещё большей? О чём ты говоришь, Айрон? Какая жертва может быть большей, чем собственная жизнь?

— Вечная жизнь, Налор. Иногда дух Зла не погибает с телом кудесника, и его дух вступает с ним в поединок. Они бьются так же, как бились при жизни, и если дух мага Обмоны чувствует, что не в силах справиться с врагом, он распахивается и втягивает Зло в себя, образуя огненный кокон. Воплощённое зло оказывается соединенным с воплощённым Добром. И они уничтожают друг друга. Уже раз и навсегда.

— И даже частичка души мага не может уцелеть?

— Жертва не приемлет компромисса. Только тогда она действенна и священна.

— Ты расстроил меня, Айрон. Такие дела не для моего ума. Я знаю три заповеди боя и не хочу знать ничего другого. Убей врага. Сохрани жизнь другу. Выживи сам. Остальное мне ни к чему.

— Ты прав, Налор. Тебе вряд ли пригодятся тонкости ритуала Зуна.

— А ты знаешь его? — принц исподлобья взглянул на сводного брата.

— Знаю. Но даже у меня никогда не хватит сил и решимости применить это

знание. Тала слишком сильна, я много раз имел возможность убедиться в этом. Не огорчайся, мой мальчик. Бери Тасо, и он так промчит тебя над облаками, что выветрит твою грусть, как дым из башни с распахнутыми окнами.

— Прощай, Айрон. Увидимся завтра?

— Я буду с тобой, мальчик, — улыбнулся колдун и потом печально прошептал: — Пока я буду нужен тебе и смогу быть рядом.

Воспоминание о смерти Налора на какой-то момент заслонило для меня все остальные переживания. Тогда, в пещере Таламута он и помыслить не мог, что пройдёт совсем немного времени, и он сам, не задумываясь, пожертвует обе свои жизни во имя сохранения тайны своего народа. Обе жизни… Он-то ведь был уверен, что умерев мученической смертью, он уже никогда не возродится к жизни бергарой, как должно было быть. Я должна была погибнуть, не родившись. Но Блуждающие Боги никогда не спят. И вот уже нет моих братьев и сестер, имена моих врагов погребены под грудами пепла, а я здесь и живу…

Я открыла глаза. Звенящая тишина тёмной комнаты, странный приглушённый свет, идущий ниоткуда и медальон на уровне глаз. Цепочка, свисающая с потолка, отрегулирована таким образом, что Перевёрнутая звезда заглядывает прямо в зрачки. В тишине рождается странное присутствие звука, не сам звук, а лишь какой-то намёк на него, словно это призрак звука.

Я сидела, прислушиваясь к нему, пытаясь угадать в нём стон или лёгкое дыхание. Фарги, принц затерянной в мирах Обмоны, до сих пор, может, мчащейся своим бесконечным путём. О чём он думал, оставаясь здесь в одиночестве, глядя на символ своей покинутой родины, вдыхая странный аромат, пронизывающий неподвижный воздух? О чём ты вспоминал, мой друг и брат? Какие видения проплывали перед твоими глазами?

Я медленно опустила веки. Наверно, этот аромат лишь чудился мне, как и лёгкое движение позади, как почти незаметное прикосновение горячих пальцев к плечу, как дыхание, коснувшееся моего затылка. Может, так оно и было. Может быть, это было похоже на безумие, но я знала, что это ключ к постижению тайны, и я замерла, следуя за своими ощущениями, медленно уносясь в иной мир и иные времена.

Ветер подул и пронёсся по просторной комнате, всколыхнув невесомые занавеси из чего-то, похожего на голубой дым. Мерцающие стены как инеем подёрнутые призрачными сияющими узорами слабо вспыхнули. Юноша стоял у окна и молча смотрел на прекрасный город, раскинувшиеся под звёздным небом на раскрытых ладонях долины, окружённой тёмно-синими, искрящимися скалами. Из его башни можно было видеть каждое здание этого странного замкнутого мира, не знающего солнечных лучей, но всегда заполненного светом огромных и ярких звёзд.

Он мог поднять голову и увидеть в вышине нежное полыхание Хрустального Храма, к которому вели звенящие ступени, и почувствовать на лице ласковое дыхание Крыльев. Здесь всё было так знакомо и так любимо, что сама мысль о том, что ему придётся покинуть эту башню, этот город и эту загадочную для других, но такую понятную для него планету, мчащуюся сквозь холод и пустоту Космоса, казалась странной.

Он отошёл от окна. Он вздохнул бы, если б умел дышать, но у него никогда не было в этом нужды. Аромат, струящийся из серебряных курильниц на мгновение унесённый ветром, снова заполнил комнату. Он чувствовал его кожей, тонкой, бледной, почти голубоватой. Он слышал слабую вибрацию тончайших струн, звучавшую для него музыкой. Он провёл тонкой рукой по густым чёрным волосам и опустился на мраморное ложе рядом с фигурной рамой, на которой были натянуты струны.