Фархад и Евлалия
Шрифт:
– Не знаю, Катерина.
– Невмочь мне. Днем выспится, ночью начинает шуршать пакетами, телевизор включает, и до утра. Я ж с ним круглые сутки. Спать не дает совсем. Если не сдюжу, попрошу, чтобы замену прислали из фирмы.
– Хорошо. Только скажите мне тогда. Неволить я вас не могу, понимаю.
– Потерплю пока. Жаль мне вас. А он ничего хорошего не говорит, только про квартиру бормочет.
– Знаете, Катерина, с таким характером и такими переживаниями никакая квартира не нужна. Я не бедствую, чтобы так унижаться. Просто он не чужой мне человек, к тому же нездоров психически. Я стараюсь не срываться.
– Да он такую дочь благодарить должен!
– Спасибо. Что сказал врач?
– Пока сказал: тишина и покой. Анализы
– Да-да, конечно.
– Отец ваш кричит, что его тут сгноить хотят.
– Пусть кричит, не обращайте внимания.
– Я стараюсь. Врачи бедные…
– Знаете, Катерина, они не бедные. Им родственники пациентов тоже платят. И потом, они сами выбрали такую профессию. Так что все относительно. В жизни люди тоже все разные. И когда болеют, и когда здоровы.
– Всё так. – Катерина помолчала. – Ходунки ему купите. Врач рекомендовал ногу разрабатывать.
– Она же сломана!
– Врач сказал: надо. Смещения нет, можно. Вернее, необходимо. И еще широкий эластичный бинт.
– Хорошо. Завтра все привезу.
Лала вышла из больницы совершенно обессиленная. Бесконечная беготня, отцовы закидоны, работа, мысли о Фархаде – постоянно повторяющиеся витки абсурда оставляли впечатление, что весь этот безумный мир катится куда-то в пропасть. Сегодня утром, когда она заходила в сеть, просматривая свои странички на фейсбуке и в контакте, удивилась количеству бесконечных и бесполезных приглашений на странные мероприятия: «Презентация книги игуменьи Иоанны», «День рождения Nelli Zavora», «Полуночникпоэзии в клубе „Рвань"»… Зачем игуменье писать книгу? – задалась вопросом Евлалия. Захотелось славы? Неужели их там, в монастыре, так бесы смущают? И с какой радости незнакомая Nelli Zavora желает видеть меня на своем дне рождения? И к чему идти в полночь в клуб «Рвань», когда заранее понятно, что там будут присутствовать одни графоманы? А ведь кто-то пойдет. Кому-то надо, проживать свою жизнь именно таким образом. Одни бегают по больницам к родственникам, другие отдыхают на Багамах, третьи – рожают детей, устраивают презентации, молятся, трахаются, выходят из наркотического ступора, совершают сделки и грабят, предают и празднуют… И всё это мышиная возня. Нет ничего стоящего. Ничего настоящего. Все сон, сновидение, дурман, фестивальное кино. Только вот ты тоже в этом сне и, как ни стараешься, проснуться не можешь. Не звонит будильник. Его не завели на нужное время, или он сломался. И рядом нет никого, кто разбудил бы тебя. Спящая красавица может вечно ждать своего принца в заколдованном замке, окруженном непроходимыми зарослями плюща и колючего кустарника.
Где ее настоящая жизнь? Настоящая радость, счастье, на худой конец, боль? Кроме опустошения не ощущается ничего. Нет солнечного света, есть свет луны, отраженный от солнца и тускло льющийся графоманам-полуночникам. Ведь мы все графоманы жизни. Мы сочиняем ее, неумело и коряво, пользуясь приблизительными, неточными рифмами, грешим размером…
Интересно, многие ли думают так же, как она? А в древности люди тоже пытались выйти из ловушки социума? Например, в Древнем Риме или в Японии? Наверняка кто-то тоже мучается, пытается выбраться из этого капкана, а потом, скажем, уходит в монастырь, пишет книжки и понимает, что он так и остался опутан сетями человеческих уловок?
Вот она решила создать себе идеальный образ, потому что подсознание давно его жаждало. Появился Фархад – и реальный человек обрел идеальные черты, приукрашенные исходящим из него тестостероном. Это своего рода те же девиации поведения – вообразить принца на белом коне, чтобы «упасть в любовь» с достоинством (не абы кого выбрала, а знойного перса, покорителя женских сердец). Да, Лалочка, ничем ты не отличаешься от юных безмозглых девиц-фанаток, бегающих за популярными актерами. Проще надо ко всему относиться, проще. Расслабиться.
В кармане завибрировал телефон. Поднося к уху трубку и мельком взглянув на дисплей, Лала, только начав говорить, сообразила, что звонит Фархад.
– Слушаю, – сухо произнесла она.
– Лала, это Фархад. Нам надо встретиться.
– Я сейчас не могу. Много дел. – Внутри у Лалы все сжалось, во рту появился кислый привкус.
– Это очень важно. Пожалуйста, – голос Фархада звучал так умоляюще, словно встреча была делом жизни и смерти.
– Зачем?
– Я бы хотел не по телефону. Прошу тебя.
– У меня совершенно нет сил. Давай как-нибудь в другой раз.
– Лала, каждый человек имеет право на ошибку и право на объяснение. В жизни все не так, как иногда кажется.
– Понимаю. Не спорю. Но я просто не хочу. И тоже имею на это право. В конце концов, у меня может не быть настроения слушать тебя.
– Давай я приеду к тебе. Мы можем просто посидеть в машине поговорить, и я уйду.
– Ты настойчив.
– Я чувствую необходимость объясниться. Пожалуйста.
– Хорошо. Буду дома через полчаса.
Лала повесила трубку. Зачем она согласилась? Что это изменит? После этого суматошного дня она даже не в силах противостоять его напору. Ей все равно. Впрочем, может, всё к лучшему. В последние несколько дней Лала упрямо ездила на метро, хотя до этого в подземку не спускалась несколько лет. Теперь же ей интересно было наблюдать за человеческим муравейником, коллективно выполняющим различные действия: переход дороги на красный/зеленый сигнал светофора, прикуривание сигареты на выходе из метро, огибание лоскутообразных пугал-бомжей по заданной траектории и прочее, прочее, прочее. От Боткинской больницы до «Беговой» пешком минут семь, там две остановки до «Баррикадной», наверх по эскалатору мимо едущих вниз безликих манекенов, обогнуть зоопарк и пешком до дома, находящегося недалеко от здания районного Пресненского суда. Весьма символично, что зоопарк и суд находятся в непосредственной близости друг от друга. Что в одном месте, что в другом – те же животные инстинкты, непреложный закон выживания сильнейшей и хитрейшей из особей.
Фархад открыл дверцу машины и приглашающе помахал рукой. Лала молча села, подобрав полы длинного пальто.
– Я виноват перед тобой, – нерешительно сказал он.
– Ты бы не мог выражаться менее банально? – холодно произнесла она.
– Извини. Большая часть слов вообще банальна. Пожалуйста, будь терпимее. Мы оба не правы. Я обиделся и разозлился, когда ты ушла. Хотел сделать тот вечер красивым и праздничным, но вышло иначе. В итоге я сорвался. Та девушка, которую ты видела, я встречался с ней еще до знакомства с тобой. Пару раз. И я совершил глупость. А потом устыдился своей глупости и не знал, как исправить положение, чтобы не быть в ее глазах подлецом. Поэтому совершил еще большую глупость. Так бывает. Люди полны страхов. Я не исключение. Теперь я все понял и объяснился с ней. Я ездил домой, к отцу. Поговорил с ним. Лала, ты дорога мне. Я люблю тебя. Давай забудем прошлые обиды и начнем все заново.
– Тебе не кажется, что все люди играют в одни и те же скучные игры? – задумчиво спросила Лала.
– Иногда – да, иногда – нет. Только от нас самих зависит – играем мы или живем настоящей жизнью.
– А как различить игру и жизнь?
– Чувствовать. Ты же чувствуешь: играешь ты в данный момент или нет.
– А если не чувствуешь?
– Я думаю, невозможно – не знать.
– Какое-то время назад мне казалось, что ты мне нравишься. Более того, я влюбилась и ощущала себя ребенком, радующимся твоему появлению. А потом все исчезло. В моей душе поселилась пустота. Сейчас мой отец в больнице, и меня едва хватает на то, чтобы выполнять ежедневные рутинные действия: мыть, готовить, убирать, стирать, беседовать с врачами.