Фарса
Шрифт:
— Я вижу, что среди вас есть трусы и предатели, готовые служить ублюдку Мормаху, а не своему законному барону! Что ж, я готов делом доказать, что на моей стороне правда! Вызываю вас на поединок, предатели! Все вы, против одного меня! И пусть боги рассудят кто из нас прав! Здесь и сейчас!
Народ, внимательно прислушивающийся к моим словам, зашушукался. Да уж, сумел их удивить. Их, и тех из кифферцев, что еще сомневались.
— В бой! Покажем щенку его место! — Рыкнул тот самый сержант, чей разъезд встретил нас первым. Он и еще четверо человек отделились от все еще сомневающихся воинов и побежали
Я тоже не остался на месте. Бросил только короткое:
— Амьен, пригляди за этим, усатым. — После чего побежал навстречу тем, кто посмел меня оскорбить.
Наверное, со стороны это выглядело смешно: Щуплый, не особо высокий, без доспеха, юнец против пяти одоспешенных амбалов. Смешным это быть перестало в тот момент, когда я одним плавным движением ловко увернулся от удара первого из бойцов, направленного мне в голову, и тут же всадил тому в брюхо свой стилет. Да, на воине была кольчуга, только она ему не помогла. Не зря же я поколдовал в свое время над добытым в Эйнале оружием, укрепив то своей магией. К тому же, перед ударом я не постеснялся активировать заклинание исцеления, придавшее мне дополнительных сил. Кольца в месте удара разошлись, не выдержав напора, и холодная серая сталь вошла глубоко в живот предателя.
Со следующим разобрался так же быстро, как и с первым. Просто толкнув раненого товарища ему под ноги. А когда тот запнулся, рассек горло шпагой, тут же увернувшись от рубящего удара сбоку. И еще одного.
Трое оставшихся в живых стражников поняли, что взять меня нахрапом не удастся, и тут же сменили тактику. Теперь они не бежали на меня вытаращив глаза, а работали слаженно. Прикрывали друг друга, пытались хитрить, нанося обманные удары и атакуя одновременно. Хорошая тактика, правильная. И, будь на моем месте кто-нибудь другой, он, скорее всего, не выстоял.
Но, меня учили Гральф, Карвен и Мато. Зачастую, одновременно. Да и в реальном бою уже не раз приходилось сталкиваться с подобным. Поэтому, как с такими хитрованами бороться, я знал. Всего-то и требовалось сделать так, чтобы в один момент времени меня мог атаковать всего один враг. Пришлось повозиться, конечно, но магия, опыт и врожденная ловкость, помогли мне сначала разделаться с одним бойцом, затем с другим.
Сержант, волей случая оказавшийся последним выжившим, быстро смекнул к чему дело идет. И, бухнувшись передо мною на колени, залепетал:
— Ваша милость! Ваша милость! Пощадите! Простите дурака! Я…
Договорить ему я не дал, одним ударом шпаги снеся голову с плеч.
— Никакой милости предателям! — В гробовой тишине произнес я, цепким взглядом оглядывая столпившихся вокруг людей. — Предательства я не потерплю! Запомните это раз и навсегда!
— На колени перед бароном! — Раздался у меня над ухом зычный голос Гральфа.
Я вздрогнул от неожиданности, но оборачиваться не стал. Это было бы сейчас очень некстати, так как все, кто находился на импровизированном торжище, несмело, по одному, по двое, начали опускаться на колени. И вскоре меня окружала коленопреклоненная толпа.
— Вставайте, дети Фарсы! — После непродолжительной паузы приказал я. — Вам делом предстоит доказать мне свою преданность. А стояние на коленях оставьте для рабов.
Услышав мои слова, селяне несмело начали
— Слушай сюда, усач. — Я намеренно не интересовался именем этого человека, показывая этим свое к нему пренебрежение. — С твоим хозяином ссориться мне нет нужды. Я не враг Ульриху фон Мормаху. Так что сейчас ты отправишься в замок, и передашь Ренеру, чтобы он убирался из моего владения подобру-поздорову. Иначе, я, как законный хозяин этих мест, поступлю с вами как должно поступать с предателями и бунтовщиками. Мой перстень ты видел, так что знаешь, что я в своем праве. На сборы даю вам ровно час. Забрать сможете только то, что есть на вас. Все золото и драгоценности должны оставить в замке. Как и самозванного барона. Если нарушите любое из моих условий, то наши договоренности аннулируются. Все понял? Верните ему его коня.
К чести усатого посланца, тот не стал ни обзывать меня, ни угрожать, ни обещать мне кары небесные, лишь мрачно и злобно посмотрел в мою сторону. После чего одним движением вскочил на коня и тут же пустил того в галоп.
— Как бы ноги не сломала лошадка. — Вздохнул Гральф.
— Как думаешь, примут наши условия? — Поинтересовался я, поворачиваясь к нему.
— Нет. Это ж захребетники. Они упертые. Да и имеющимися у нас силами замок не взять. Вот и решит этот самый управляющий отсидеться. Продовольствия там хватит надолго. А там, рано или поздно, кто-нибудь из мормахских людей уж точно наведается в эти края. Так что драки не избежать. Хорошо хоть сейчас без потерь и ранений с нашей стороны обошлось. Будет кому идти на штурм.
— Ладно, пока отдыхаем, а там видно будет. Эй вы. — Обратился я к толпившемуся вокруг народу. — Кто из вас местный староста?
— Я, ваша милость. — Ко мне подбежал и бухнулся на колени пожилой, но все еще крепкий дядька с усыпанным оспинами лицом. — Я тутошний староста. Горецом кличут.
— Как-как тебя зовут? — Мне даже показалось, что я ослышался.
— Горец, господин. — Повторил мужик.
Я на это только покачал головой. Это же надо как родители удачно угадали с имечком для своего отпрыска. Интересно, что оно значит на фарском. Вряд ли то же самое, что и на русском, даже несмотря на идентичное звучание. Но спрашивать, понятное дело, не стал. Имелись дела и поважнее.
— Хорошо, Горец так Горец. Вставай, а то еще простудишься. Мне от тебя вот что нужно. — Начал я после того, как мужик послушно поднялся на ноги. — Предоставь мне и моим людям здание, где мы и наши кони могли бы отдохнуть и поесть. Не бойся, я заплачу честь по чести. После чего, уберите то, что осталось от мятежников. Все что найдете при них — ваше.
Это было очень щедрое, по местным меркам, предложение. Я, как законный хозяин этих мест, тем более признанный местными жителями, мог не только вселиться в любой из домов, но и ни медяка за это не заплатить. Про погибших мормахцев вообще молчу, по всем правилам войны их снаряжение принадлежало моим людям. Но я не хотел так поступать.