Фартовое дело
Шрифт:
— А тебе какое дело? — вспыхнул Юрка.
— Мне?! Ха-ха-ха-ха! Мне — никакого! Но вот ваша медсестра, кажется, была очень шокирована… Так это действительно был поцелуй или нет?
— Не твое дело… — буркнул Юрка.
— Значит, был! — снова хихикнула Ханнелора. — Как это романтично! «Королева играла в башне замка Шопена, и, внимая Шопену, полюбил ее паж!»
— Какой там паж… — сплюнул Юрка. — Заткнись!
— Это стихи о любви, подобной вашей. Их сочинил Игорь Северянин, которого вы выгнали из России!
— Опять контру разводишь?! Белогвардейка фашистская!
— А что, застрелишь?! —
— Сволочь… — не поддаваясь на провокацию, процедил Юрка. — Болтай, гадина, сколько влезет! Все равно не пристрелю!
— А как прекрасно писал Гумилев?! Гений был! — произнесла Ханнелора, видимо намереваясь спьяну высказать все. — Но вы его расстреляли! Вы, которые изображаете защитников искусства от варварства и называете нас вандалами!
— Мы зря никого не стреляем! — уверенно заявил Юрка. — Стихи он, может, и хорошо писал, я не читал, не знаю… А если его наши расстреляли, значит, за дело!
От этой неотразимой логики она сразу остыла и поникла.
— Я очень пьяная? — спросила Ханнелора, сонно закрывая глаза.
— С тебя хватит… — буркнул Юрка. — Свинья свиньей…
— Отвяжи меня, — опять попросила немка. — Честное слово, одной рукой мне тебя не задушить! У меня отмерзнут пальцы!
— Ладно, — сказал Юрка и отвязал ее руки от носилок.
— Слава Богу, — скорее капризно, чем благодарно, произнесла Ханнелора, выпростала из-под одеяла здоровую руку и, закладывая ее ладонь под голову, прищурилась:
— Так ты спал с ней?
— С кем? — спросил Юрка.
— С Дусей или как там ее…
— Отвяжись… Если скажу, что да, отстанешь?
— Мож-жет… ик… быть! — икнула Ханнелора. — Значит, ты уже умеешь…
— Умею, умею! — усмехнулся Юрка против воли.
— И она была довольна?
— Ну чего ты пристала?! — сказал Юрка, но его злость на немку как-то ослабла. — Довольна она была…
— А я ей завидую, — сказала Ханнелора. — Я бы готова была продать душу черту, лишь бы напоследок побыть с мужчиной… Даже с таким, как ты…
— Вот дура! — сказал Юрка. — Тебе сейчас надо другому завидовать! Она тебя в плен везет, а не ты ее… Она воевать, летать будет, а ты по своим делам под вышку как раз подойдешь…
— Вышка? Думаешь, лагерь?! — встрепенулась Ханнелора, не поняв советского жаргона.
— Вышка — это расстрел, — сказал Юрка. — Или виселица, тебе, пожалуй, могут и веревку сосватать, чтоб помучилась и перед смертью поняла, каково было тем, кого ты вздергивала…
— А, — махнула рукой Ханнелора, — все равно это не долго! У меня нет выбора. В России меня сперва вылечат, потом будут мучить, потом убьют. Как ни странно, если даже вы дадите мне сейчас парашют и сбросите прямо домой, в Германии будет то же самое… Я не имела права попасться живой, понимаешь? Это был приказ фюрера!
— Покричи: «Хайль Гитлер!» — он простит, — хмыкнул Юрка.
— Обреченная! Я обреченная! — истерически выкрикнула она и зарыдала.
— Если сдашь все, что знаешь, — сказал Юрка, — может, и дадут четвертак… Двадцать пять лет… А потом…
— А потом можно будет спокойно умереть, так? — сказала Ханнелора, хлюпнув носом. — Мне будет пятьдесят восемь!
— А ты считаешь, что ты вообще чистенькая? — Юрка криво усмехнулся. — Вон у нас был
— А если я, когда спросят, расскажу все-все, что знаю? — пробормотала немка.
— А что ты знаешь? — усмехнулся Юрка.
— Много, много! — горячо забормотала Ханнелора. — Очень много!
— Наврешь с три короба, — сказал Юрка. — Ты мне тут скажешь, что знаешь, где у Гитлера ночной горшок стоит и как туда бомбу положить, а я, дурак, и поверю!
— Дай водки! — Ханнелора дернулась на носилках, пытаясь привстать. — Я скажу, ты поверишь! Я докажу, что это не вранье! Я знаю!
— Черт с тобой, — Юрка дал ей фляжку, и немка выпила все до последней капли… Юрка сунул ей под нос галету с тушенкой, немка слизнула мясо, а галету оставила. Лицо ее от выпитого покраснело, глаза блуждали.
— Там, где мы были, в углу, имеется книжный шкаф! — торопливо сообщила Ханнелора. — Вынешь вторую сверху полку. После этого можно будет поднять и откинуть одну из досок в задней стенке шкафа. Она замаскирована под бетон и неотличима от остальной стены. За этой доской — стальной сейф. Ключ от него лежит в пенале, спрятанном в полке, которую ты снимаешь в самом начале. Полка, кажущаяся цельной, на самом деле полая… Внутри сейфа — стальной чемодан. В чемодане — эбонитовая герметизированная коробка, а в ней — три кроваво-красные папки с оттиснутыми на них золотом орлами. На каждой папке — надпись: «Streng geheim!» — «Совершенно секретно!». Папки толстые, и в них должны быть отпечатанные на машинке документы, схемы сооружений, фотографии различных аппаратов, наклеенные на картон, карты и чертежи. Содержание у всех папок разное, но все они связаны друг с другом. И я бы рассказала какое, если б мне гарантировали жизнь. Понимаешь?
Юрка задумался. Заманчиво! Если завтра Колька Марьин собирается снова навестить объект «Лора», то вполне может и папки прихватить, если ему вовремя передать по радио такие указания. Кто его знает, какие фашистские тайны сокрыты в этих папках? Может быть, надо, не теряя ни секунды, доставить их нашим, «умереть, но допереть», как выражался Климыч…
— Ну и что там? — хрипло спросил Юрка.
— Без меня это никто не прочтет! — сказала Ханнелора. — Все самые существенные вещи написаны шифром, который я сама разработала… Если я умру, даже сам фюрер не будет знать, что именно там написано!
— Значит, решила поторговаться?
— Да! Я вдруг захотела жить! Жить! Уже за то, что я рассказала про эти папки, меня повесят! Мне надо продать документы и шифр в обмен на жизнь!
— Знаешь, — сказал Юрка по-взрослому, — я не Верховный Совет, миловать не имею права. В смысле, я ничего обещать не могу, кроме одного: сдохну, а доставлю тебя к нашим. Но там, на объекте, вместе с папками и твои альбомы лежат. Вот что там, на суде, перетянет, папки или альбомы, от того и зависеть будет, жить тебе или нет…