Фарватерами флотской службы
Шрифт:
Повреждения, которые получила наша "Щ-310" вследствие подрыва на мине, оказались весьма значительными. Со стороны на лодку страшно было смотреть. В носовой надстройке нашли куски корпуса немецкой мины и часть антенны, которой коснулась лодка. Спаслись мы чудом. Прежде всего благодаря точному выполнению инструкции по форсированию минных полей, разработанной штабами совместно с научными учреждениями. Выручила нас и исключительно высокая прочность корпуса лодки, а также других корабельных конструкций. После прибытия в базу, осмотрев повреждения, полученные в результате взрыва, моряки не раз вспоминали добрым словом сталеваров, кораблестроителей, конструкторов. Разрушения были действительно большими. От носовой оконечности до центрального
Создали комиссию по оценке технического состояния корабля. Она определила, что наибольшие повреждения получил прочный корпус в районе от носовой дифферентной цистерны до второго отсека. Явных пробоин не было, но зато взрывом вывернуло шпангоуты, вследствие чего образовались значительные щели по заклепочным швам, через которые поступала забортная вода. Комиссия установила, что повреждения причинены антенной миной, которая взорвалась над лодкой на расстоянии 12-14 метров от корпуса.
Флагманский инженер-механик бригады подводных лодок Иван Петрович Шеленин прямо сказал:
– Как вам удалось справиться с повреждением и добраться до базы - ума не приложу!..
В общем - необходим был ремонт, и довольно серьезный. Лодку отправили на завод, который находился на Канонерском острове, где имелся плавдок, необходимый для работы с корпусом.
К тому времени меня назначили помощником командира корабля. Штатным расписанием на средних подводных лодках должность старшего помощника не предусматривалась, поэтому все его функции возлагались на помощника, которого в обиходе и называли старпомом. А у старпома известно какие обязанности - он за все в ответе. Он - главный исполнитель указаний командира и главный проводник его идей. На старшего помощника непосредственно замыкаются командиры боевых частей и начальники служб. Поэтому все их заботы и дела - это заботы и дела старпома. Естественно, что во время ремонта именно старший помощник был в первую голову ответствен за его качественное проведение.
Канонерский остров находился в ту пору на второй линии обороны Ленинграда. Все цехи завода были под артиллерийским обстрелом противника из районов Петергофа, Лигово, Красного Села. Поэтому частенько из цеха на корабль мы не ходили, а переползали по-пластунски.
Помнится, прибыл на завод для проверки хода ремонта командир бригады подводных лодок капитан 1 ранга С. Б. Верховский, только что назначенный на эту должность. До того он воевал на сухопутном фронте: командовал бригадой морской пехоты на Карельском перешейке.
Так вот. Только он и сопровождавшие его флагманские специалисты пришли на завод, как начался интенсивный артиллерийский обстрел. Снаряды рвались на территории предприятия, грохот разрывов сотрясал все вокруг. Когда обстрел прекратился, Верховский заметил:
– У вас тут как в окопах, на самой что ни на есть передовой...
А мы приспособились к обстановке. Потерь, к счастью, не было. Зато помещения для личного состава, расположенные в конструкторском бюро завода, пристроенном к цеху, были разрушены снарядами, и их пришлось восстанавливать.
К концу июня 1943 года мы успешно завершили ремонт. Прочный корпус частично заменили, частично подкрепила ребрами жесткости. Восстановили и заменили кабельные трассы, а также часть аппаратуры. Из завода лодка перешла на Неву в район Литейного моста и ошвартовалась неподалеку от Финляндского вокзала, где наш дивизион базировался на плавбазу лодок "Полярная звезда".
К этому времени возобновились боевые походы подводных лодок. Но прорваться в Балтику летом 1943 года оказалось невозможно. Противник сосредоточил на различных рубежах, и особенно в районе нарген-порккалауддского, до 300 противолодочных кораблей и катеров. С аэродромов Эстонии и Финляндии действовала авиация. Были поставлены две линии сетевых заграждений. Как показала разведка, противник выставил дополнительные противолодочные минные заграждения,
Травкин проявил большую настойчивость, но был обнаружен кораблями ПЛО. Длительное время лодку преследовали самолеты и катера. С большими трудностями, под многочисленными минными полями, "Щ-303" возвратилась на остров Лавенсари. У нас тогда говорили: "Травкин в сорочке родился..." Лодка избежала гибели благодаря высокому искусству командира и мужеству экипажа. Но проход в сетевых заграждениях так и не удалось обнаружить.
Экипаж нашей "Щ-310" был хорошо подготовлен к очередной летней кампании 1943 года. Мы с командиром определили и тщательно промерили маршруты прорыва. На этот раз, проанализировав все "за" и "против", решили идти южным маршрутом. Но нашим желаниям не суждено было исполниться: Народный комиссар Военно-Морского флота запретил дальнейшие попытки прорыва в Балтику. И поступил мудро, что понятно особенно теперь, спустя много лет. Лодки удалось сохранить для следующих кампаний, в ходе которых они внесли ощутимый вклад в окончательный разгром врага.
Важные перемены
У меня в жизни произошло событие, определившее всю дальнейшую судьбу. Однажды, когда после утомительного ночного дежурства по дивизиону подводных лодок я прибыл на плавбазу, меня пригласил к себе Ярошевич. Начал он издалека. "Как настроение, как самочувствие?" Я хорошо изучил своего командира и понял, что все эти вопросы лишь прелюдия к важному разговору.
Так оно и получилось. Вздохнув, Ярошевич сказал:
– Поступил приказ командующего флотом. Вам надлежит сдать дела и отправиться в тыл - на учебу в классы командиров подводных лодок.
Не скажу, что это сообщение явилось для меня неожиданностью. Ранее Ярошевич заговаривал со мной об этой перспективе, но я, поблагодарив, отказался от предложения, сославшись на то, что учиться буду после войны. Тогда командир согласился со мной. И вот приказ. Мое желание остаться на действующем флоте не совпало с мнением командования. Пришлось собираться в дорогу. А как тяжело было расставаться с боевыми друзьями!
На Финляндский вокзал, откуда уходил поезд в Новую Ладогу, меня пришли провожать почти половина членов экипажа нашей "Щ-310", а также друзья-офицеры с других подводных лодок дивизиона. Матросы и старшины не скрывали своего огорчения нашим неожиданным расставанием. На войне у людей, прошедших тяжелые испытания, появлялась большая привязанность друг к другу и, я бы сказал, вера в командиров. Чего греха таить, среди моряков бытовало понятие о везучих и невезучих командирах. В то время, конечно, об этом не говорили вслух. Но эта мысль была высказана много лет спустя, при встрече после войны. А тогда, расставаясь, я успокаивал своих краснофлотцев, обещал им, что скоро вернусь, что к началу кампании 1944 года закончу курсы и снова буду на корабле. Но в горле будто застрял тяжелый ком, и на душе было сумрачно. А когда тронулся поезд, я долго стоял на вагонной ступеньке, не в силах оторвать взгляда от тесной группы товарищей, с которыми был намертво связан морем, боевыми походами, тяжкими испытаниями...
Через Ладожское озеро переправлялся на буксире глубокой ночью. На палубе было тесно и тихо. Пассажиры молча прислушивались, не раздастся ли надсадный гул авиационных моторов. А буксир, бодро стуча двигателем, с потушенными огнями двигался по озеру в абсолютной темноте. Невольно подумалось, как капитан находит верную дорогу? А потом вспомнил, как сам буквально ощупью добирался до Лавенсари. Видно, война выработала у моряков не только необходимые навыки, но и интуицию, те особые качества, которые позволяли успешно водить корабли в самых неподходящих условиях.