Фата-Моргана 3

Сборник

– Оставь его в покое, – сказал Пер и стал толкать тяжелую, груженную серебром тележку по направлению к штреку.

– Посмотри, где я тебе сказал, – сказал Геннар Брану. – Шахта не мертва. Посмотри своими собственными глазами.

– Хорошо, я приду вместе с тобой и посмотрю. Доброй ночи!

– Доброй ночи! – сказал астроном и свернул в боковой тоннель, в то время как они продолжили двои путь. Он не зажег ни свечи, ни лампы; они видели его лишь мгновение, а потом все поглотила тьма

Утром его не было на обычном месте. Он не пришел.

Бран

и Хакно искали его, сначала лениво, потом весь день. Они ушли так далеко вниз, насколько у них хватило духа, и пришли наконец к началу провалов. Они вошли в тоннель, перекликаясь время от времени, хотя в огромных пещерах даже они, рудокопы, всю свою жизнь не осмеливались громко разговаривать, так как боялись бесконечного эха в темноте.

– Он свалился вниз, – сказал Бран. – Дальше вниз. Вот что он сказал. Идите дальше, вы должны идти дальше, чтобы найти свет.

– Но света нет, – прошептал Ханно. – Здесь никогда не было света от сотворения мира.

Но Бран был упрямый человек, с буквальным и доверчивым рассудком; и Пер послушал его. Однажды они вдвоем дошли до места, о котором говорил астроном, где большая жила белого гранита, которая прорезывалась в более темной скале, была оставлена нетронутой полвека назад как несущая опора. Они укрепили свод старого забоя, где подпоры ослабли, и начали копать. Не белый камень скалы, а рядом с ней; астроном оставил там пометку, нечто вроде схемы или символа, нарисованного копотью свечи на каменном полу. Они наткнулись на руду на глубине в один фут, под слоем кварца; под ним – теперь работали все восемь – удары кирок обнажили самородное серебро, жилы, жилки, россыпи и узлы, сверкающие среди разбитых кристаллов в раздробленной скале, как звезды и созвездия, глубина под глубиной, свет без конца.

Бертрам Чендлер

Привычка

На вид это был обычный корабль, стандартное грузовое судно, на которых перевозилось большинство грузов с Земли на другие планеты. Когда-то он и впрямь был грузовым кораблем – на его гладком борту до сих пор сияло золотыми буквами название – "Венерианка". Только опытный глаз профессионального космонавта мог бы заметить странной формы трещины, чернеющие на фоне сверкающего металла. Только профессиональный космонавт с группой физиков впридачу рискнул бы выдвинуть догадку о том, что находится внутри.

В круглой раме тамбурной двери возникли два человека. Первый из них, проигнорировав трап, спрыгнул с высоты десяти футов, мягко приземлился, чуть согнув ноги в коленях. Второй двигался более степенно, медленно спустился по наклонной дорожке на потрескавшийся бетон. Он осуждающе произнес:

– Тебе надо быть поосторожнее, Тиллот. В конце концов мы улетаем сегодня вечером.

– Был бы я осторожным, – ответил второй, в позе его невысокой легкой фигуры было что-то угрожающее, – меня бы здесь не было.

Высокий, по имени Эбботсфорд, – он был начальником Отдела Исследований Межпланетной Транспортной

Комиссии, – сердито упрекнул его:

– Я рад, что ты со мной, Тиллот. Я рад, что среди пилотов, работающих в Комиссии, нашелся один доброволец. Как раз поэтому я прошу тебя – будь осторожнее. Слишком много зависит от успеха нашего испытательного полета…

– Ол райт, доктор, – ответил Тиллот тоном издевательского самоуничижения. – Я буду осторожен. Я подниму вашу штуковину вверх и выведу ее из атмосферы так осторожно, словно это корзина с яйцами, и таким же образом верну ее назад. Все остальное зависит от вас. – Голос у него был насмешливым: – Я надеюсь, вы будете внимательны в промежутке между взлетом и посадкой.

– Конечно, – жестко ответил Эбботсфорд.

– Конечно, – передразнил его Тиллот. И добавил: – Не смешите меня, доктор. Это будет первый корабль, достигший скорости света, первый межзвездный корабль… Какого черта вы говорите, что будете осторожны, как вы сможете?

Потом их диалог был прерван; с ними хотели поговорить коллеги Эбботсфорда и члены исполнительного штаба космодрома.

Группа мужчин и женщин медленно шла через широкую полосу бетона к зданиям кладовых и ремонтных мастерских, к оазису культуры и человеческого мастерства, затерянному в безжизненной пустыне.

Поздно вечером Эбботсфорд позвал к себе Тиллота, сославшись на то, что им надо много о чем поговорить о предстоящем полете. Они сидели в комнате, скромно, но довольно комфортабельно обставленной, больше похожей на кабинет или лабораторию, чем на жилое помещение, и потягивали виски.

Эбботсфорд произнес:

– Мне любопытно…

– Собственно, это обычное состояние для ученого, не так ли? – спросил Тиллот.

– Да, конечно. Но мое любопытство вызвано вопросом, относящимся скорее к психологии, чем к физике.

– Почему бы вам тогда не сходить к доктору Венделлу? В конце концов в Комиссии он – трюкач номер один.

– Доктор Венделл, – ответил Эбботсфорд, уже слегка пьяный, – наговорит кучу чепухи про Эдипов комплекс. Желание Смерти и тому подобное. Он мне ничего не скажет.

– Я всего лишь ракетчик, – произнес Тиллот.

– Это вы – объект моего любопытства.

– Вам не кажется, что ваши изыскания довольно нахальны, доктор?

– Нет, я так не думаю. В конце концов мы будем заперты в этом тесном гробу в течение длительного времени. Мы должны знать кое-что друг о друге.

– И что вы хотите знать? – требовательно спросил Тиллот.

– А вот что. Предполагается, что космонавты должны быть искателями приключений. На службе Межпланетной Транспортной Комиссии находится две сотни пилотов. Но на дело, которое может стать первым межзвездным полетом, вызвался пойти лишь один доброволец. Вы.

Тиллот горько засмеялся:

– Если бы я не пошел добровольцем, меня попросили бы об этом. Это должен был быть я. Все очень просто.

– Но почему?

Космонавт вновь рассмеялся.