Fatal amour. Искупление и покаяние

Леонова Юлия Сергеевна

— Вам лучше не смотреть, — тихо ответил Хоффманн. — Я и сам боюсь, но иного пути нет. Помните, чтобы не случилось, держите её, как можно крепче и не давайте шевелиться. Княгиня хоть и одурманена, но я даже представить не могу, какие муки придётся ей перенести.

Ракитин обнял за плечи сестру, стараясь не смотреть на то, что делал доктор. Марья застонала, дёрнулась в его руках.

— Крепче держите, — сквозь зубы выдохнул доктор. — Господи, ножками вперёд, — пробормотал он.

Нечеловеческий вопль разорвал тишину спальни, что было сил, Сергей навалился всей

тяжестью на плечи и грудь сестры, не позволяя ей подняться. Зажмурившись, Ракитин принялся шептать молитву. Он не сразу понял, что слабый писк, похожий на мяуканье котёнка — плач ребёнка.

— Мальчик, — выдохнул Хоффманн. — Впустите горничную, — велел он Ракитину, вновь склоняясь над роженицей.

— Всё хорошо, madame, — легонько похлопал он её по щеке. — Всё хорошо, — повторил он. — Всё позади.

Открыв затуманенные опием очи, Марья что-то неразборчиво пробормотала и вновь провалилась в небытие.

Глава 39

Удостоверившись, что жизни сестры более ничего не угрожает, Сергей Филиппович вышел в коридор, где собралась встревоженная прислуга. Среди обращённых к нему в немом вопросе лиц, он разглядел бледное взволнованное личико княжны Куташевой.

— Сергей Филиппович? — не скрывая удивления, обратилась к нему Софья. — Вы, как здесь? Впрочем, неважно, — спохватилась она. — Что с Марьей Филипповной?

— Всё хорошо, — рассеянно улыбнулся Ракитин перепуганной девушке. — Где ваш брат?

— Должно быть, у себя в кабинете, — пробормотала Софи.

— Проводите меня, — попросил Ракитин. — Мне надобно поговорить с ним.

Mademoiselle Куташева послушно кивнула и поспешила к лестнице. Она настолько разволновалась, что позабыла о том, что одета неподобающим образом, но, проходя мимо зеркала и мельком бросив взгляд на своё отражение, сдёрнула с головы нелепый ночной чепец. Брат Марьи Филипповны всегда казался ей очень привлекательным молодым человеком, и даже в такой необычайно волнительный момент, Софи вдруг пожалела, что выглядит, как пугало в глазах Сержа. Нет, она вовсе не была тщеславна, но женское самолюбие оказалось задето.

— Это здесь, — остановилась она перед дверью в кабинет князя Куташева.

— Ступайте, Софи, — вздохнул Ракитин.

То, что он собирался сказать своему зятю, отнюдь не предназначалось для ушей неискушённой барышни. Убедившись, что Софья ушла, а не осталась подслушивать под дверью, Сергей Филиппович решительно потянул на себя дверную ручку.

В полумраке комнаты, где на столе горела единственная свеча, он разглядел хозяина кабинета. Николай Васильевич стоял спиной к нему, уставившись в серый сумрак наступавшего летнего утра.

Звук открывшейся двери заставил обернуться. Николай недоумённо уставился на незваного гостя, не сразу сообразив, кого видит перед собой.

— Серж? — взлетела вверх густая тёмная бровь. — Ты как здесь? — повторил он вопрос сестры.

— Тебя вовсе не заботит, что сталось с твоей женой и ребёнком? — обманчиво спокойно осведомился Сергей Филиппович, плотно прикрывая дверь за собой.

— Ежели бы всё

окончилось печально, мне бы уже сообщили, — холодно отозвался Куташев.

— Жива, вопреки твоим чаяньям, — ощущая, как в душе закипает неукротимая чёрная волна гнева, отозвался Сергей Филиппович.

— Тогда я не пойму, отчего ты исходишь ядом, Серж, — пожал плечами князь, усаживаясь в кресло. — Выпьешь со мной? — равнодушно осведомился он, наполняя стаканы бренди.

Вместо ответа Сергей Филиппович, не сдержав кипевшей в нём злости, схватил зятя за лацканы сюртука и, выдернув его из кресла, припечатал к стене. И откуда только силы взялись?

— Не могу поверить, что ты… — он не договорил, отвернулся не в силах произнести тех слов, что вертелись на языке.

Николай отцепил судорожно сжатые пальцы шурина от сюртука и, надавив на его плечи, усадил его в кресло.

— Сядь, Серж! Хоффман — лучший врач во всей столице, коли бы он не смог ничего сделать, не сделал бы более никто, — ровным тоном заговорил князь. — Так или иначе, Господь решает, кому жить, а чьё время уже пришло. Коли твоя сестра жива, то тому радоваться надо, а не бросаться на меня с кулаками.

— Как ты мог? — Сергей задыхался от переполнявших его чувств.

— Не могу понять, о чём ты толкуешь, — провёл ладонью по лицу Куташев. — Ночь, знаешь ли, бессонная выдалась, голова, как в тумане.

— Мне известно, о чём ты немца просил, — злобно бросил Ракитин.

— Вот как? Поди прислуга расстаралась. Горничная твоей сестры. Как там её? Милка кажется? — догадался князь.

Ракитин кивнул, подтверждая его догадку.

— С ней у меня разговор короткий будет, — присел в кресло напротив Ракитина Куташев. — А за сестру свою не тревожься. Я никогда не желал ей смерти. Не буду лукавить. Не всё у нас гладко, но жизнь впереди долгая, — поднял свой стакан Куташев. — Ну, так кто? Мальчик? — поинтересовался он.

Сергей кивнул, протянув руку ко второму стакану.

— Хвала Господу, что всё не напрасно, — выдохнул Куташев, поднося к губам стакан.

Но выпить он так и не успел. В двери настойчиво постучали.

— Entrez! — опустил стакан на стол Куташев.

Вошёл Хоффман.

— Николай Васильевич, спешил сообщить вам радостную весть, но как вижу, опоздал, — устало улыбнулся немец.

— Мне остаётся только поблагодарить вас, Генрих Карлович. Вы совершили чудо.

— На всё воля Божья, — скромно потупил взор Хоффман. — Я бы посоветовал вам окрестить младенца, как можно скорее, уж больно слаб здоровьем, — вздохнул немец.

— Я непременно последую вашему совету, — тотчас согласился Куташев. — Генрих Карлович, вы, видимо, очень устали. Я распоряжусь, чтобы вас доставили домой, — позвонил в колокольчик князь.

— Буду весьма признателен, — склонил седую голову немец. — Я и в самом деле очень устал. Простите, господа, что помешал вашей беседе.

— Вы нисколько не помешали, — возразил Ракитин. — Примите и от меня сердечную благодарность.

— Это мне следует благодарить провидение, что вы оказались рядом, молодой человек, — откланялся доктор.