Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— Полагаете, я пренебрегаю вами?
— Мы могли поговорить о том наедине, — Марья вспыхнула.
— Как пожелаете, — князь вновь взялся за вилку. — Забыл сказать, — спустя несколько секунд произнёс он, оторвавшись от трапезы. — Анненковы устраивают вечер через седмицу в городском доме по случаю отъезда графа Ефимовского. Мы приглашены.
Марья поперхнулась вином, Софья испуганно ахнула, и только Николай, довольный произведённым эффектом, продолжил ужинать, как ни в чём не бывало.
Глава 43
"Вечер по случаю отъезда! — Марья не находила себе места, в волнении кусая губы.
— Как же так?! Отчего
Тяжело дыша, Марья откинула с лица спутанные пряди и тотчас испуганно охнула, заметив мужа, небрежно прислонившегося к дверному косяку плечом. Николай понимающе усмехнулся и, шагнул в комнату, повернув ключ в замке.
— Полегчало? — Приподняв бровь, осведомился Куташев.
Марья не ответила, принявшись собирать разбросанные по полу вещи.
— Можешь весь дом разнести, но ничего не переменится, — тихо заметил князь. — Ты- моя жена, и будешь делать то, что я велю.
— И что же господин прикажет? — Насмешливо осведомилась княгиня, ставя на туалетный столик тяжёлый подсвечник.
— Ступай в спальню, — Куташев сложил руки на груди.
Марья послушно забралась в постель и вытянулась на перине, натянув одеяло до подбородка. Николай погасил свечи и лёг рядом. Закрыв глаза и положив руки вдоль тела, княгиня Куташева позволяла супругу целовать себя, ласкать, не противилась, но и не отвечала ему.
С тяжёлым вздохом Николай сел на постели, отвернувшись от жены:
— Всё одно, что статую мраморную обнимать.
Марья фыркнула и повернулась на бок, спиной к мужу:
— Я вас не держу в своей спальне, — отозвалась она, уткнувшись в подушку.
Положив руку на её плечо, князь рывком развернул жену на спину и навалился на неё всей тяжестью.
— Да и мне, пожалуй, всё равно, что вы чувствуете, madame, — прошипел он, перехватив сначала одно тонкое запястье, когда княгиня попыталась оттолкнуть его, а затем другое.
Марья извивалась под ним, шипела, как рассерженная кошка: но не могла освободиться. Однако ж удивительное дело; но её тело словно ожило, дыхание сбилось, сердце колотилось, будто от быстрого бега, томительная истома разлилась в груди, и она только тихо ахала, когда горячие сухие губы супруга касались её шеи, плеч, груди. Марья и не заметила того, что он выпустил её руки из крепкого захвата и только тогда, когда очнулась от горячего забытья, осознала, что перебирает шелковистые кудри на его затылке.
— Ненавижу, — прошептала ему в ухо.
Куташев тихо рассмеялся, уткнувшись ей в плечо, и хрипло ответил, восстанавливая дыхание:
— Мне по душе такая ненависть.
— Уйди, прошу тебя, — княгиня оттолкнула его, поворачиваясь к нему спиной.
Николай тяжело вздохнул. Марья
Марья Филипповна проснулась поздно. В тонкую щель между тяжёлыми бархатными портьерами пробился тонкий солнечный луч, разрезая полумрак комнаты. Лёжа в постели, княгиня наблюдала за хаотичным танцем пылинок в яркой полоске света. Ленивая нега придавила её к перине, низ живота тянуло, напоминая о безумстве ушедшей ночи. В двери поскреблась Милка, но Марья только тяжело вздохнула и отвернулась, зная, что без дозволения маленькая горничная не осмелится войти. Однако ж, сколько не лежи в постели, а вставать всё одно придётся. Сон не шёл, в голову лезли назойливые мысли о скором отъезде Андрея, более походившем на бегство, но самое горькое заключалось в том, что бежать, похоже, он собирался от неё.
Поднявшись, Марья скользнула взглядом по развороченной постели, а заметив пятнышко запёкшейся крови, так и просияла. Никогда в своей жизни она не думала, что столь сильно обрадуется женскому недомоганию, но на сей раз оно означало, что, по крайней мере, седмицу она будет избавлена от визитов супруга в свою спальню.
С Николаем она не виделась до самого позднего вечера. Князь явился домой довольно поздно, уже после ужина. Остановившись в дверях её покоев, он наблюдал за тем, как, сжимаясь от страха перед ним, Милка расчёсывала светлые локоны барыни. Марья даже бровью не повела, когда он вошёл, прикрыв за собою двери. Отослав прислугу взмахом руки, Куташев остановился за спиной жены, разглядывая её отражение в зеркале. Невозмутима, спокойна, даже не верится, что видел её накануне вечером охваченную гневом и яростью. Ведь ведал, какую боль причиняет известием о скором отъезде того, кого она так ждала.
— Насмотрелся? — Не оглядываясь, поинтересовалась Марья.
— Всё у нас не так, как у людей, Маша, — усмехнулся Куташев. — Тянет меня к тебе, — он положил широкие ладони на хрупкие плечи.
Марья повела плечом, стряхивая его руки:
— С этим обождать придётся, — княгиня отвела взгляд.
Потупилась, аки скромница, но Николай всё ж приметил, как дрогнули уголки её губ в слабой улыбке. Стало быть, рада тому. Куташев тяжело вздохнул. Ведь знал, что чудес на свете не бывает, что семя его не даст ростка, но болью в груди отозвалась эта мысль. Развернувшись на каблуках, князь поспешил покинуть покои супруги.
Проходя мимо детской, не удержался, положил ладонь на дверь и толкнул тихонько. Нянька дремала около колыбели, свесив голову на грудь. Неслышно ступая, Николай приблизился к кроватке. Младенец не спал. В неярком свете свечи смешно надувал пухлые щёки, пуская пузыри. Заметив князя, он повернул черноволосую головку, уставившись на него большими тёмно-синими глазами. Хоть и говорят, что у младенцев цвет глаз меняется, но Николай знал, чьими глазами смотрит на него маленький князь Куташев. Имел ли он право отнять сына у отца? Кто он такой, чтобы вмешиваться в чужую жизнь? Неприятно уколола совесть. Мысли пустились вскачь. Но князь тотчас нашёл себе оправдание: Андрей смирится, забудет, другую назовёт своей супругою, и Господь непременно пошлёт ему потомство, тогда, как у него, у князя Куташева, других не будет.