Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— Увидимся в Петербурге, — прошептала она и поспешила подняться на подножку кареты.
Илья Сергеевич проводил экипаж до границы своих владений и вернулся в Овсянки. В конце месяца он собирался завершить строительство кирпичного завода, а после можно будет и в столицу отправиться.
Глава 55
Никогда ещё возвращение в Сосновки не было столь тягостным для Марьи Филипповны. Со всей ясностью ныне она понимала, что имение Куташевых так и не стало ей родным домом. Здесь она была чужой, и даже домашняя челядь стремилась ей о том напомнить.
Марью угнетала звенящая тишина в покоях, смежных с её комнатами, где всё оставалось в том же виде, как и при жизни Николя. Она не заходила на его половину, пытаясь избавиться от гнетущих воспоминаний о своём замужестве, но, увы, её мысли беспрестанно возвращались к злосчастному браку, не принесшему ей ничего кроме горечи и разочарования.
Весть о скоропостижной смерти супруга сначала настолько ошеломила её, что она долгое время оставалась безучастной ко всему, но со временем на смену смятению и неуверенности, поселившейся в душе, пришло спокойствие.
Мир вокруг Марьи Филипповны сжался до размеров усадьбы. Хандра и апатия стали постоянными спутницами. Странное равнодушие ко всему охватило её. Для неё время замерло в ожидании. "…Ежели этот год ничего не переменит в наших чувствах, то более ничто не сможет стать препятствием…". Только эти слова согревали её, утешали, только в них она черпала силы, но в то же время мучилась угрызениями совести из-за того, что ещё и три месяца не минуло со смерти Николая, а она уже мечтала о другом мужчине, грезила о жизни с ним.
С приходом осени в Петербург потянулись представители высшего света, на время летнего сезона покинувшие столицу. Вернулись и Анненковы. По дороге в Петербург Борис и Ирина заехали в Сосновки и, пожалуй, именно этот визит разрушил оцепенение, окутавшее молодую вдову.
Слова утешения и ободрения, сказанные самым участливым тоном, возымели совершенно обратный эффект.
— Время лечит любые раны, — вздыхая, заметила княгиня Анненкова во время долгой прогулки, в течение которой Марья хранила молчание, шагая рядом с подругой по аллее, засыпанной опавшими листьями.
— Не надобно жалеть меня, — взвилась Марья в ответ на слова Ирэн. — Ты меня не знаешь совсем. Я гадкая! Гадкая! — Громко повторила она. — Я только и думаю о том, чтобы этот год скорее кончился!
— Не мне осуждать тебя, — Ирина Александровна покачала головой, глядя, как потускневшие голубые глаза княгини Куташевой наполняются слезами. — Разве я не ведаю о том, какая сердечная боль всё это время мучила тебя? Бедная моя, — она вздохнула, доставая из рукава ротонды носовой платок и протягивая его Марье.
Княгиня Куташева промокнула глаза, зябко повела плечами, кутаясь в шерстяную шаль:
— Я не виню Николя, нет, — всхлипнула она. — Всё моя гордыня. Мне хотелось, чтобы Андрей поехал за мной, заставил меня воротиться. Боюсь, я оказалась слишком самонадеянной и вот нынче до сей поры плачу за прошлые ошибки.
— Знаешь, вина Ефимовского ничуть не меньше, — тихо отозвалась Ирина. — Думаешь у него гордости меньше, чем у тебя? Нет. Ничуть. A Nicolas? Разве нет его вины? Куташев всегда играл людьми. Я любила его, мы все его
— Что толку нынче говорить о том, чего нельзя переменить, — вздохнула Марья. — Нынче у меня иные заботы.
— Борис мне рассказал о завещании, — помолчав некоторое время, промолвила Ирина, неверно истолковав слова подруги. — Nicolas не должен был поступать подобным образом.
— Ничего удивительного, — горько Марья усмехнулась. — Он с самого начала знал, что Мишель не его сын, так зачем ему оставлять состоянию байстрюку?
Княгиня Анненкова смущённо отвела взгляд. Она никак не могла понять, отчего Николай, зная истину, не порвал с Марьей? Безусловно, многие знали о его увлечении mademoiselle Ракитиной и общество, затаив дыхание, ждало развязки roman d'amour, но ведь так уже было, и не раз. Сколько наивных барышень, одураченных его обаянием, оплакивали после разбитое сердце. Впрочем, в том, что касалось Куташева, Ирина никогда не могла с уверенностью сказать, что знает причины его поступков. Может быть, он и в самом деле был влюблён?
— Да, но это жестоко ставить тебя перед подобным выбором, — тихо добавила она после долгих размышлений.
— Выбором? — Изумилась Марья Филипповна, очнувшись от глубоких раздумий. — Разве у меня был выбор?
— Так ты не знала? — Пришёл черёд удивляться княгине Анненковой. — По условиям завещания, коли Ефимовский обвенчается с Софи, Мишель должен был унаследовать всё.
— Так вот где собака зарыта! — Она недоверчиво покачала головой. — Признаться, я рада, что мне не пришлось выбирать, — Марья чуть заметно улыбнулась. — На моей совести довольно грехов, не хочу отягощать её ещё и эгоистичным выбором.
— Андрей вернулся на службу, — поспешила между тем переменить тему разговора княгиня Анненкова.
— Он писал мне о том, — Марья присела на нагретую солнцем мраморную скамью. — Он так близко, в Петербурге, всего лишь пятьдесят вёрст, но между нами не расстояние, а время. Я не знаю, где мне взять силы пережить ещё девять месяцев до окончания траура, — она не сдержала тяжёлого вздоха.
— Господь посылает нам испытания, — Ирина присела рядом с ней и с улыбкой произнесла: — нет, я не осуждаю тебя. Я помню, ты сходила по нему с ума задолго до знакомства с Ники.
— Так давно это было, — Марья сняла чёрный кружевной чепец, подставив лицо ещё тёплым солнечным лучам.
— Ты можешь написать ему, я передам, — Ирина легко коснулась плеча княгини Куташевой.
— Нет, я не стану писать. Так будет лучше, — отказалась Марья Филипповна.
На другой день Анненковы отбыли в столицу, и Марья затосковала. Дабы занять себя хоть чем-нибудь, она распорядилась о том, чтобы мебель в покоях князя Куташева накрыли чехлами, а его личные вещи убрали на чердак. Прежде, чем выполнить её распоряжение, один из лакеев поспешил доложить о том Анне Кирилловне. Madame Олонская, оскорблённая подобным самоуправством со стороны молодой вдовы, тотчас поспешила высказать ей своё недовольство.