Fatal amour. Искупление и покаяние
Шрифт:
— Ваше сиятельство, — ступила она на порог гостиной, закрывая за собой дверь, — чему обязана видеть вас?
Ефимовский усмехнулся, разглядывая её. О, она бесспорно, была невероятно красива. Не просто так он не мог спать ночами, вспоминая их мимолётные встречи. Душа то воспаряла к небесам, то падала в глубокую пропасть. Все эти терзания совершенно лишали душевных сил, он был бы и рад не думать о ней, но, увы, над своими мыслями был не властен, они появлялись в голове помимо его воли и желания. Дабы избавиться от этих дум, он каждый вечер окунался в разнузданную вакханалию пьяного
— Три дня назад вы спросили меня, не намерен ли я сделать вам предложение, — заговорил он, не спуская внимательного взгляда с её лица.
Марья вспыхнула и опустила голову, разглядывая носки домашних сафьяновых туфелек:
— Помнится, вы отказались, — пробормотала она.
— Я передумал. Я прошу вас стать моей женой, — выдохнул он.
Марья вскинула голову, не веря своим ушам.
— Позвольте спросить, что заставило вас передумать?
— Князь Куташев, — отрывисто отвечал Андрей. — Из-за вас, mademoiselle, я не собираюсь стреляться с другом, коих у меня и так не много, — прошёлся он по комнате. — Так что вы мне ответите? — замер он перед ней в нескольких шагах.
Марья долго молчала, пытаясь осмыслить сказанное им. Куташев бросился защищать её честь? Весьма сомнительно. На память пришёл последний разговор с братом. Серж уверовал, что именно князь пытался соблазнить её, стало быть, говорил с ним.
За эти три дня она пролила столько слёз, столько раз проклинала Ефимовского, что уже почти сама поверила в то, как сильно ненавидит его нынче. Куташев тоже был вовлечён в интригу, что затевалась с целью погубить её, а стало быть, жалеть о нём она не станет.
— Что я вам отвечу? — шагнула она к графу так близко, что её грудь почти коснулась пуговиц его мундира и заглянула в синие глаза, отмечая покрасневшие веки и несколько помятый вид его сиятельства. — Я вам отвечу! Да, отвечу, что желаю князю не промахнуться! Желаю ему попасть прямо в ваше чёрное сердце, коли оно есть у вас! — повернулась она на каблучках так, что тяжёлая бархатная юбка её платья, хлестнула Ефимовского по начищенным сапогам.
— Как моему бедному брату, надо полагать? — ухватил её за руку Андрей, принуждая остановиться.
— Вашему брату? — широко распахнула глаза Марья.
— Мишель Соколинский. Надеюсь, вы его ещё помните?! — горящим злобой взглядом, всматривался он в побледневшие черты.
— Мишель — ваш брат? — чуть слышно выдохнула Марья.
Комната бешено закружилась перед её помутившимся взором, и она осела на пол прямо у ног Ефимовского.
— Маша! — склонился он над ней, похлопав по мертвенно-бледной щеке. — Маша! Да очнитесь же!
Андрей шагнул к дверям и распахнул их настежь. Лакей, стоявший с той стороны, испуганно шарахнулся в сторону.
— Барышне дурно! Что столбом стоишь! Воды принеси! — раздражённо приказал он, привыкнув распоряжаться прислугой, где бы он ни находился.
Глава 20
Марья
— Отчего так темно? — прошептала она, поразившись тому, сколь слабым и хриплым был собственный голос.
— Машенька, душечка, как же ты напугала нас, — шурша плотным шёлком юбок, присела подле неё на край постели Елена Андреевна.
— Отчего так темно, маменька? — повторила вопрос Марья.
Елена Андреевна поднесла к глазам платок, утирая слёзы.
— Ночь на дворе, ma cherie, — всхлипнула она. — Целый день в беспамятстве, и доктор ничего сделать не смог.
— Где Ефимовский? — приподнялась на подушках mademoiselle Ракитина.
— Ушёл граф, — приблизилась с другой стороны постели Ольга Прокопьевна. — Андрей Петрович желал остаться, но Серж просил его уйти.
— Как ушёл? — без сил падая обратно в постель, выдохнула девушка. — Что же будет теперь?
— Не знаю, Машенька, — отвечала Елена Андреевна, рассеянно перебирая русые пряди, рассыпавшиеся по подушке. — Ты голодна поди? Велю ужин принести.
— Не надобно, — отвернулась от матери Марья. — Ничего не хочу. Где Серёжа? Мне говорить с ним нужно.
— Я позову, — поднялась со стула Ольга Прокопьевна и заторопилась к дверям.
Сергей нерешительно потоптался на пороге спальни сестры и вошёл в комнату.
— Маша, ты звала меня? — остановился он подле её постели.
— Я всё же пойду, скажу, чтобы ужин принесли, — поднялась Елена Андреевна, понимая, что в её присутствии Марья не станет говорить.
Ступив за порог, madame Ракитина приникла к двери, пытаясь расслышать, о чём станут говорить брат с сестрой.
— Присядь, — указала на край постели Марья. Я должна признаться тебе, Серёжа, — заговорила она очень тихо. — Со мной Ефимовский был, и нынче я знаю почему, — шёпотом продолжила она. — Я, верно, очень глупая, — сжимая руку брата, всхлипнула она. — Мне показалось, что он влюблён в меня, но я ошиблась. Боже, Серёжа, как же я ошиблась. Он ненавидит меня, винит меня в смерти брата, но я не желаю ему смерти, потому что люблю его, несмотря ни на что. Ты должен остановить их. Он собирается стреляться с князем Куташевым, потому что я не открыла тебе правды, и ты всё неверно истолковал. Ефимовский просил моей руки, но я отказала ему.
— Мари, — смущённо отвёл глаза Ракитин, — ежели бы я знал, что ты увлечена им… ежели бы только знал. Я должен был сказать тебе, что Мишель брат Андрея, но мне не хотелось напоминать тебе лишний раз о том.
Марья заплакала, размазывая слёзы по щекам.
— Я поеду с Бетси в Полесье. Мне ничего более здесь не нужно. Всё, что хочу, тишины и покоя. Прошу тебя.
— Сделаю, что смогу, — погладил её по руке Ракитин, поднимаясь с края постели.
В доме Калитиных, начиная со следующего дня, никого не принимали. Ждали, когда поправится Марья Филипповна, чтобы ехать в деревню. Справиться о ней приходил князь Куташев, Елена Андреевна вышла к нему и на его вопрос о состоянии mademoiselle Ракитиной отвечала, что дочери уже лучше, но она никого не принимает.