Фатальная миссия
Шрифт:
Насыщались они аккуратно, но плотно, изредка переговариваясь на французском. Официант, с удивлением заставивший стол необычных иностранцев обильными блюдами, с еще большим удивлением забирал блюда пустые.
– Что закажете из спиртных напитков?
– напоследок спросил он, по опыту зная, что европейцы предпочитают выпивать после еды. "Ничего" - хотел сказать Молчун-1, но спутник придержал его за локоть:
– Бурбон, две порции.
И чуть погодя шепнул двойнику:
– Пить это не обязательно, но заказать для приличия надо. Мы и так удивили их своим аппетитом. Обмочим губы этим
Следуя собственному совету Молчун-2 поднял голову и тотчас наткнулся взглядом на взгляд девушки, сидящей почти напротив, через столик от них. Тотчас он опустил глаза и вдруг отпил из бокала глоток виски. Впечатления и от девушки и от алкоголя оказались ошеломляющими и сходными: опаляющими! Он хлебнул еще - та же жаркая волна!
– и храбро поднял веки. Волна жара усилилась, охватила все тело: какие дерзкие внимательные глаза, необычно короткая стрижка, нежная высокая шея, хрупкие плечики над узким станом и под невесомой тканью блузки - промельк полных грудей с внятными сосками!
– Ты на кого так уставился?
– одернул сивый плешивого.
– И чего ради хлещешь этот бурбон? Забыл, что предстоит нам ночью?
– Да, да, - виновато сник Молчун-2 и отставил бокал. Но тут в зале ослабло освещение, и возникли чарующие, плавные звуки музыки... Люди стали покидать столики и попарно - мужчина с женщиной - двигаться в свободный от столиков круг, где, обняв друг друга, принимались неспешно танцевать. Молчун-2 вновь глянул в сторону "того" столика и увидел, что девушка, недовольно сдвинув брови, что-то говорит склонившемуся к ней мужчине. Тот, потоптавшись, отошел, а девушка тотчас обратила лицо в сторону Молчуна. Поймав его взгляд, она небрежно скользнула кистью руки меж своих великолепных грудей (крупные соски обозначились совсем отчетливо!), тронула прическу и качнула глазами и головой в сторону танцплощадки. Молчун-2 поднялся из-за столика и, как зомби, двинулся к чародейке.
– Ты что задумал?!
– обернулся вслед ему Молчун-1, придержал было за полу пиджака, но сразу отпустил, увидев поднявшуюся навстречу двойнику гибкую стильную обольстительницу.
Тем временем плешивый полноватый "француз" взял кисть красотки, поднял к своим губам и, упоенно глядя в ее глаза, поцеловал, вложив в это новое для него занятие весь жар нерастраченных молодых чувств. Лобзаемая кисть заметно дрогнула, а искусно раскрашенные глаза вдруг утратили дерзкое выражение...
В этот вечер Лиля Скворцова была не в духе. Еще днем, когда она собиралась на работу и гладила любимую шифоновую блузку цвета спелого лимона (она считала, что в ней особенно хороша, вожделенна для капризных денежных самцов), то нечаянно прижгла утюгом перламутровую пуговку - а запасной в ее шкатулке не оказалось! Вне себя от злости, она примерила одну за другой апельсинную, персиковую, гранатовую, малиновую, яблочно-зеленую блузки (как видим, все ее излюбленные цвета были в плодово-ягодной палитре), но остановилась, возможно в пику себе, на белой - правда ослепительно белой и столь тонкой, что при каждом движении ее дивные тяжелые груди с широкими околососковыми пятнами проглядывали на миг сквозь ткань. "Как все же это вульгарно", - машинально подумала выпускница Инъяза и криво усмехнулась: такая мысль должна быть чуждой многоопытной валютной проститутке.
Усугубил это настроение "опекун" Глебушка, дежуривший, как всегда, в холле ресторана "Националь", хапанувший героина
– Лилька!
– воскликнул он, принимая ее норковую шубку и пялясь на колыханье полувидимых грудей.
– Я тебя люблю! И не так как Платон Сократа, а более, более приземленно! Пойдем-ка со мной...
И сделал движение в сторону женского туалета, где обычно одаривал "любовью" полностью зависимых от него путан.
– Отстань, а? Я не в духе сегодня, блузку любимую прожгла, - попыталась разжалобить сутенера Лиля.
– Любимую? Лимонную что ли? Это у тебя она любимая, а у меня теперь вот эта...
– И он, нагло просунув ладони под Лилины локти, властно сжал объемные груди.
– Пошли, пошли...
Холодно ненавидящая весь мир, сотканный из несправедливостей и полный подонков, Лиля сидела у стойки бара, напротив ресторанного зала, тянула через соломину шампань-коблер и слушала информацию от метрдотеля.
– "Сомов" сегодня нет, Лиля, одни "налимы" да мелочь. Как всегда, полно извращенцев. Черта им в своих странах не сидится, в Москву прут...
– А вон за тем столиком что за пара толстяков: лысеющий и седой? Тоже "голубые"?
– Про этих толком не знаю. Французы, в гостинице живут два дня, порознь. К седому с утра Лариска совалась - отшил. Подолгу друг у друга бывают: может и педики...
– Как-то непохожи они на педиков, деловые больно и умильности во взаимных взглядах нет. К тому же плешивый косится на женщин... Посади-ка меня напротив него.
– Твое желанье, Лиля, для меня закон. Может, отблагодаришь когда взаимностью?
– Сволочи вы, мужики... Мало вам денег, еще и взаимность подавай. Сволочи!
– Какая муха тебя сегодня укусила, Лилечка? Глеб что ли забодал? Хочешь, я шепну кой-кому и его не станет?
– Ага... А вместо него Степка-бугай под себя возьмет, со всей сворой прихлебателей? Вместо двух раз в месяц каждый день насиловать будут - вот, радость-то... Пусть живет, дядя Федя.
Плешивый оказался заводным. Как увидел, так и впился глазами. На вид за пятьдесят, но еще очень, очень живой. Пожалуй, даже пылкий. Вот смех... Но тем лучше, за ценой не постоит. Сколько же заломить: пятьсот? Или потянет на семьсот? Надо зацепить его поглубже: зажечь в танце, блеснуть знаньем французского...
Но когда он подошел, неожиданно взял руку и поцеловал, глядя неотрывно в глаза, Лиля враз смутилась. И вдруг ощутила себя не путаной, а просто эффектной, желанной, юной женщиной. "Я сошла с ума", - смутно брезжило в голове, меж тем как она лопотала что-то по-французски в ответ на учтивое предложение потанцевать. "Это всего лишь пожилой толстяк", - урезонивала она себя, но они уже соприкасались телами в танце, и Лиля чувствовала, как жарок ток его крови, как сильно он ее желает и как пытается сдержать свои чувства в рамках пристойности. "Я - профессионалка", - механически вторила она, а самой становилось все вольготнее, все трепетнее в его руках, оказавшимися и теплыми и твердыми и настойчивыми. Все больше она льнула к его груди, сплетала с его ногами свои.... Внезапно он легко провел пальцами вдоль ее позвоночника, и сладкое томленье пробежало вслед за ними от лопаток к копчику. Лиля окончательно сдалась и, закинув руки на шею французу, втиснула в него свои фронтальные прелести: губы, перси, лоно...