Фатум. Том четвёртый. На крыльях смерти
Шрифт:
– А вы философ, любезный,– дон Хуан сосредоточенно очищал апельсин.– Хотя из вас, пожалуй, мог получиться бы весьма недурной политик.
– Вы думаете? – вяло отозвался Ксавье. Но при виде снисходительной улыбки на лице дона Хуана умолк на полуслове. Некоторое время они мерили друг друга взглядом, потом Эль Санто сказал:
– Представьте, да. Вы скучный человек, комендант, даже до омерзения, а мои наблюдения подсказывают: первое требование к государственному чиновнику – чтобы он был скучен. А это в действительности не так-то просто, как кажется. У вас же… прирожденный талант.
– Увы, я на службе, ваша светлость.– Де Хурадо, не зная как занять себя, тоже принялся за апельсин, аккуратно и не спеша срезая десертным ножом пористую кожуру.
– Ко всему прочему, Ксавье, вы довольно умело научились «играть» и делать вид. И, сознаюсь, иногда я клюю на это и верю вам. А политики только и знают – делать вид. Ну, например, что у них нет времени. Это, кстати, всегда действует на чернь.
Апельсин брызнул в руках де Хурадо, оставляя след на рукаве, когда послышалось отрывистое стаккато сигнальной трубы.
– Вот и дождались! – губернатор швырнул кожуру на стол мимо вазы.
Комендант было вскинулся, но встретил холодный взгляд Эль Санто. И едва старик заглянул в его напряженные глаза, как ощутил легкую дрожь. С деланым безразличием пожав плечами, он оторвал дольку апельсина.
– Если это русские…
– Все будет сделано по вашему приказанию, дон. Разрешите действовать?
– С Богом, Ксавье.
Губернатор откинулся на спинку стула.
Глава 18
– Откройте ворота! – тонконогий гнедой жеребец с белым пробелом на морде выплясывал под Афанасьевым.—Эй, кто там? Дайте проехать русским послам!
Падре Ромеро усмехнулся уголками губ, посмотрев на стоявшего у бойницы коменданта.
Ксавье, выждав еще несколько долгих минут, подал условный знак, и лишь тогда монах, стоявший на крепостной стене, с почтительным поклоном удалился за ворота.
– Холера их возьми! Они же издеваются над нами! —десятник с укором посмотрел на терпеливо сидящего в седле Дьякова.
Наконец показался все тот же священник и, приложив ладони к устам, сообщил:
– Его высокопревосходительство губернатор Монтерея и всей Верхней Калифорнии дон Хуан де Аргуэлло заняты срочными государственными делами и приказали не беспокоить его, кто бы ни прибыл.
– Ты сказал ему, что приехал посол самого наместника его величества? – теряя терпение, гаркнул десятник. Ужаленный плетью жеребец встал на дыбы, поднимая пыль.
– Никак нет, сеньоры,– смиренно ответствовал падре Ромеро.– Ведь как я уже имел честь доложить вам, его светлость премного заняты важным делом.
Мстислав бледнел, сцепив зубы, слушая глубокомысленную болтовню, и наконец не выдержал:
– Болван, ступай немедля и передай его высокопрево-сходительству, что я требую немедленно открыть ворота! В противном случае мы расценим сие как ответ!
За воротами послышалось какое-то оживление, блеснули на солнце грани штыков притаившихся королевских солдат. Казаки с беспокойством глядели то на своего командира, то на черные жерла пушек, что до сроку дремали в молчанье по всей крепостной стене.
Тем временем невозмутимый страж с кем-то посовещался и
– Да что мы носимся с ними, как кот с салом! Они же потешаются над нами, вашбродь! – Афанасьев, багровея скулами, схватился за пистолет.
– Отставить! – Дьяков злее сжал повод.– Потерпим еще малость.
– Потерпим, потерпим! – ругнулся Борис.– Да у нас, поди ж ты, терпелка не из чурбака выстругана. Где ж это видано, чтоб с послами так обращаться! У нас уж весь терпеж по швам трещит!
Казаки, выстроившиеся в цепь позади сотника, зароптали, тревожно забряцало оружие.
«Даже волк краше смотрит на ягненка, чем они на нас»,– с болью подумал Дьяков, но преломил себя, приструнив своих.
На этот раз ждать пришлось еще дольше. Ни единого движения не было заметно на стенах редукции, и только где-то вдали, в самой сердцевине ее слышалось заунывное церковное песнопение «De profundis». 32
32
«De profundis» – «Из глубин (я воззвал к Тебе)»– начальные слова заупокойной католической молитвы. (Прим. автора).
Когда русский отряд совсем было уже сжег последнее терпение, бойница на сторожевой вышке внезапно распахнулась. В ней обозначилось морщинистое лицо монаха, коий с сокрушенным видом известил, что передать просьбу наместника губернатору ему не удалось, так как тот по совершении неотложного дела изволил почивать.
– Так значит, ваш губернатор приказал не пускать нас?!– в совершенном бешенстве заорал Дьяков.
Наиболее горячие головы из казаков быстро насыпали пороха на полку и взялись за замки ружей. Афанасьев процедил сквозь щербатые зубы:
– Если этот поп еще раз откроет не по делу свой рот, я закрою ему глаза.
Однако все притихли, когда со стены вновь закричали:
– Упаси вас Иисус! Да разве его высокопревосходительство дон Хуан де Аргуэлло посмел бы отвернуться от чести лицезреть в своих пенатах ваше сиятельство! Увы… – тут он беспомощно развел руками.– Мы, недостойные и презренные, просто не погодили предупредить его светлость, как тот пошел почивать… а беспокоить и будить его нам ни в коем разе не дозволено его превосходительством комендантом пресидии Ксавье де Хурадо.
Дьяков весь в красных пятнах едва не задохнулся от гнева.
– Подлец, иди и передай своему дуроумному коменданту, что если ворота не будут тотчас отворены, мы доложим главному правителю в Ситку, что Испания объявила войну России!
После этих слов петли крепостных ворот неохотно за-скрежетали, и тяжелые, из красного калифорнийского дуба, они стали медленно открываться.
Глава 19
– Успокойтесь, любезный,– губернатор попытался вежливо улыбнуться.– Вам пришлось немного подождать… Что ж, такое бывает. У Испании много дел. Во всяком случае, у вас был выбор, мой друг.– Эль Санто понизил голос, вглядываясь в лицо русского посланника.—Если б не сумели дождаться, то могли бы красиво уйти…