Фатум. Том второй. Кровь на шпорах
Шрифт:
– Ты что, купил его, чтоб любоваться на себя?
– откликнулся Алонсо.
– Глупый! Что б ты понимал! Ты в этих делах разбираешься, как бык в мясе! Из-за вашей чертовой свисто-пляски по ухабам я раздербанил любимое зеркало моей несравненной жены. О, горе мне, горе! Что я теперь скажу моему сокровищу? А-a? Ведь когда она, несчастная, по-смотрит в него, то брякнется на пол, подумав, что ей двести лет!
Участия от братьев Гонсалес Початок не получил, и потому, справив свою малую
– Ты никогда не задумывался, папаша, почему люди так ненавидят Иуду?
Антонио вздрогнул и замер. Рука с бутылкой вина точно прикипела к плетеному краю корзины. Он медленно повернул голову: четыре пары глаз, как индейские стрелы, пригвоздили его к высокой каретной подножке.
– Послушайте, какого черта… вы…
– А я полагал, ты знаешь,- де Уэльва устало затянулся сигарой.
Возница медленно, будто в кошмарном сне, опустил руку. Под пронзительным взглядом майора его, как давеча, прошиб пот.
«Всё рассказать, во всём признаться… Повинную голову меч не сечет… нет, нет, а может, они ни черта не знают и просто запугивают меня… Господи, если я проболтаюсь, Луис раздавит меня, как вошь! А что будет с семьей? А деньги… мои золотые?!» - О, как ему хотелось, чтобы Луис очутился на его месте.
Антонио не чувствовал под собой ног. Нет, он видел их, но хоть убей, они были чужими.
– А ведь у тебя жена и дочь, старик?
– Диего говорил спокойно и тихо, но от слов его так и сосало под ложечкой.
– Да-а… - пузан испуганно кивнул головой.
– Но ты, видно, перестал любить их, Початок? Не так ли, Фернандо?
– Алонсо подмигнул своему брату, а затем и ему, Муньосу.
– С чего вы взяли? Эй… ой, что вы задумали?
– взгляд Антонио умоляюще уцепился за дона Диего, пухлые пальцы сотрясала мелкая дрожь.- Почему вы спрашиваете об этом?
– А почему за нами охотятся?
– вопрос Мигеля, будто удар в поддых, заставил толстяка раскрыть рот.
– Не может быть… - просипел он. Глаза округлились, превратившись в два озера страха.
Испуг возницы, без сомнения, забавлял слуг. Они улыбались, опираясь на изогнутые клинки сабель, и хитро по-глядывали на него, словно говорили: «Ты не подскажешь нам, кто они?»
«Пропал! Весь! Целиком!
– сердце Муньоса застряло в горле. Они оказались куда хитрее и прозорливее, чем он мог предположить.- Господи, какой я дурак!» Воображение уже рисовало картины в багровых тонах.
– Мы, пожалуй, расстроили твои планы, пузан, не так ли?
– Диего стряхнул пепел.- Печальная история, приятель…
В глазах майора блеснул лед:
– Ты что - отпетый дурак, если решил, что я забуду о тебе?
–
«Соль! Они нашли соль!» Ноги подкосились, он вяло сполз по спицам колеса, без ума, без памяти примостившись на выступающую ось.
Початок долго сидел, как оглушенный, покуда наконец не очухался.
– Я знал, что ты жаден и глуп, мерзавец,- дон подошел к нему вплотную,- но что настолько, право, не ожидал. И это благодарность нам за твое спасение?
– Я… ничего… я ничего не знаю,- старик едва ворочал языком. Затравленный взгляд скакал с одного на другого.
Лица испанцев окаменели, и наступила тишина.
Желтая луна зависла над ними золотым кастельяно на нитке, и слышно было, как где-то на равнине затянула перекличку тоскливая волчья песня.
– Значит, ты ничего не знаешь?.. И о капитане Луисе тоже?
– Фернандо отбросил саблю.
– Капитан Луис? Вы сказали, сеньор, капитан Луис де Аргуэлло? Нет! Первый раз слышу!
– Позвольте, дон, я пощупаю эту грушу,- усы старшего Гонсалеса хищно дрогнули.- Это моя работа.- Толстяк нервно засучил ногами и застонал. Увидев своего палача, он едва не задохнулся:
– О, да… Это не совсем правда, он мой будущий зять… жених моей дочки… Да к чему эти вопросы? Вы же и так всё знаете…
– Ну, гнида! Ты для него разбрасывал соль?!
– жилет затрещал под руками Фернандо. Муньос вспомнил «заботливое» напутствие капитана: «Твое молчание - твоя жизнь», но тут же забыл о нем, парализованный яростью Гонсалеса.
– Не прикасайтесь ко мне, я… я… Клянусь всеми святыми, я не врал вам, я только обманывал…
– Что?!
– прорычал Фернандо.- Да я вспорю сейчас твое брюхо и накормлю твоими же потрохами!
Антонио чувствовал, что теряет сознание. Всякое присутствие духа вылетело вон. «Господи! Я уж тысячу раз проклял себя, что подписался под предложением Луиса… Черт с этими реалами! Лучше б я жил, как жил».
Когда пальцы Фернандо коснулись его потной шеи, он пролепетал срывающимся голосом:
– Я скажу… я скажу всё, что знаю.
Присевший рядом Алонсо потер руки.
– Меня заставил капитан Луис. Это он, клянусь Небом, я не хотел, я сопротивлялся… Но он пригрозил, что вздернет меня и отдаст дочь на растерзание своим солдатам, если я откажусь.- Лицо трактирщика пылало красными кляксами. Лоб покрылся клейким потом и был изборожден морщинами страдания.
Что это походило на правду, майор не сомневался: капитан мог так сказать и мог сдержать свое слово. Початок кусал и облизывал пересохшие губы. Они были белы, как мел.