– Что Вы имеете в виду? – Никки присела рядом со стариком и внимательно всмотрелась в старое морщинистое лицо. – «Вам» – это кому? И почему мы в опасности?
Филипп лишь потряс головой и, теребя руками подтяжки, посмотрел куда-то вдаль.
– Я пытался объяснить это ему, – он кивнул на выход, откуда все еще доносились звуки плети и скрежет камня, – но у него весь мир черно-белый, и он просто не в состоянии увидеть радугу, а ты… Ты еще слишком молода, чтобы понять чувства отца, наблюдающего за тем, как душа его ребенка разлагается под гнетом прошлых обид и разочарований…
– Я не совсем понимаю…, – начала было Николь, но старик поднял руку, требуя тишины.
– Ее зовут Кэтрин. Мою жену, – пояснил Монро, видя, что девушка впала в еще большее замешательство. – Мы всегда мечтали о большой семье, но, как оно часто и бывает, у нас не выходило. Наша дочь, Лиззи, была поздним ребенком, а потому, возможно, чересчур избалованным… Мы уступали каждому ее капризу, и не находили большего наслажденья, чем видеть на ее прелестном личике довольную, счастливую улыбку, – его морщинистое лицо озарилось внутренним светом, а в затуманенных глазах заискрился огонек, которого Николь раньше никогда не видела. – Забавно, но именно благодаря Лиззи в нашей семье появился Адам. Как-то раз у нее появилось очередное желание, которое поставило нас
с Кэтти в тупик: она захотела брата. И не просто брата, а старшего брата. Думается мне, у каждой девочки на определенном жизненном этапе возникало подобное желание, а? – он легонько пихнул Николь локтем, и та на автомате кивнула, в ожидании продолжения истории. – Проблема была в том, что Кэтти больше не могла иметь детей: роды были поздними, тяжелыми… Мы бы могли убедить нашу принцессу в том, что иметь младшего братика гораздо лучше – это как живая куколка, которую можно кормить, одевать, воспитывать, но, как я уже сказал, мы не могли дать нашей Лиззи то, чего она так просила… Ну, или думали, что не могли. Через пару лет постоянных увещеваний мы сдались: в конце концов, я был обеспеченным человеком и вполне мог прокормить еще одного ребенка, да и к тому же мой престиж и статус только бы возросли, усынови я ребенка из детского дома. Сейчас мне стыдно за подобные мысли, но тогда этот аргумент стал решающим: как ты помнишь, я был ученым, антропологом, а потому я, как никто, знал, что значит наследственность, гены… Приемный ребенок – это как кот в мешке, особенно, если мы говорим о взрослом ребенке, практически полностью сформированном психически, – Филипп смахнул с щеки слезу и, прокашлявшись, продолжил. – В Адама мы влюбились сразу, как только увидели. Он держался особняком от всех детей, был угрюм и неразговорчив, но как только мы взглянули в его глаза, мы поняли, что этот мальчик был тем, кто нам нужен. Кэтрин сначала беспокоилась о том, что разница в возрасте между Лиззи и Адамом была слишком большой – почти десять лет, но как только она поговорила с мальчиком, она тут же забыла все свои сомнения. Лиззи, – он рассмеялся, – моя девочка была от него без ума, ни больше ни меньше. Но самая прочная связь завязалась между нами – мной и моим Адамом. Не пойми меня неправильно, Николь, я любил и люблю свою дочь, – Монро умоляюще посмотрел на собеседницу, в его глазах блестели слезы. – Но моя Лиззи никогда не интересовалась моей работой, моими открытиями, моей страстью… Да я и не понимал, как сильно нуждался в единомышленнике, пока в моей жизни не появился Адам. Этот мальчик, этот чудо-ребенок, живо интересовался всем, что я делал. Он помогал мне в исследованиях, читал мои работы, делился теориями… Он смотрел на меня так, как никто на меня не смотрел: как на волшебника, на… на…, – старик снова поник и ссутулился, и Николь инстинктивно подалась вперед и сжала его руку, которая все еще терзала подтяжки. – Проблемы начались через несколько лет, хотя и тогда я не придавал этому никакого значения. Мы с Кэтрин начали постоянно ссориться из-за того, что я слишком много времени уделял работе, что я забывал о себе и своей семье… Сейчас я понимаю, что она была права: столько вещей свидетельствовали о том, что что-то пошло не так… Я терял в весе, у меня стремительно садилось зрение, я перестал спать. Но единственное, что я замечал тогда, был Адам. Адам и его вопросы, которых день ото дня становилось больше. Если раньше он интересовался только хранителями, то потом круг его интересов начал постепенно разрастаться, и я не мог не удовлетворить его жажду познания. Я видел в нем свое продолжение, своего наследника, и я был так горд, что смог разжечь в своем мальчике ту же искру, что горела во мне самом… Я и подумать не мог, что эта его жажда знаний была в нем задолго до того, как мы его усыновили. Кэтрин и Лиззи долгое время держались в стороне, однако, после того, как я очередной раз попал в больницу – я не помню, было ли то обезвоживание, истощение или еще что-то – Кэтти решила вмешаться. Она чуть ли не запирала меня в спальне, чтобы я мог отдохнуть… И мы снова и снова ругались с ней – это превратилось в норму. Но однажды все прекратилось. Все стало по-старому, точно по щелчку: раз – и утром я проснулся в альтернативной реальности. Ни Кэтти, ни Лиззи больше не досаждали мне своими разговорами; они больше не прерывали наши с Адамом занятия, и, хоть я и понимал, что это было, мягко говоря, странно, я предпочитал игнорировать это. Мне было удобно закрывать на это глаза…, – Филипп вытер очередную порцию слез и накрыл своей жилистой рукой руку Николь. – Как-то ночью я проснулся оттого, что услышал, как моя Кэтти плакала. Только когда я увидел ее зареванное лицо в тусклом свете настольной лампы, я осознал, что вот уже лет двадцать не видел слез своей жены. Меня точно громом поразило: ее изможденное лицо, поседевшие волосы – как я мог этого не замечать?! Она спала и рыдала во сне, я а был лишь беспомощным наблюдателем: я даже не мог разбудить ее, как ни старался… А потом она заговорила. И ее слова, ее голос до сих пор преследуют меня в кошмарах! Сначала я не мог разобрать ни слова, но позже смог вычленить пару фраз, от которых у меня кровь застыла в жилах. Ей было страшно. Она боялась просыпаться, потому что утром придет он. Он придет, и она снова исчезнет. Я не мог понять, о чем она говорит, а она между тем стенала все громче и громче, – старик и сам начал говорить громче, его голос и руки задрожали, а глаза продолжали смотреть в никуда. – Я испугался, что она разбудит детей, но, прежде чем я успел что-то предпринять, что-то придумать, она замолчала… Она перестала плакать, ее лицо разгладилось, и она, повернувшись на другой бок, продолжила спать. А потом у меня за спиной раздался голос Адама. Он сказал, – Филипп нахмурился, припоминая точные слова. – «Не волнуйся, папа, она больше так не будет. Обещаю. Она больше не будет мешать нам». Его ручка похлопала меня по плечу, я по голосу понял, что он улыбался. Адам пытался успокоить меня, но эффект получился противоположным: это были самые жуткие мгновенья в моей жизни, – старик почувствовал, как девушка напряглась. Он не мог ее винить, ведь он и сам еле держался. – Тогда я понял, что мой сын был не просто обаятельным приемышем. Он был кем-то иным, чем-то иным. Почти с неделю я жил в постоянном напряжении: я смотрел на свою жену, на свою дочь, но видел лишь кукол с пустыми лицами и механическими движениями. Дежурные улыбки, дежурные вопросы… Я смотрел на них и с ужасом понимал, что это происходит уже не первый месяц, и даже не первый год… Единственным…живым, да, именно живым, человеком в нашем доме был Адам. Он вел себя как обычно, с той лишь разницей, что теперь, когда он смотрел на меня, в его взгляде читалась еще и гордость. Наконец я не выдержал и спросил у него напрямую, что он сделал с моей семьей, но он не понял, в чем была проблема. Он смотрел на меня своими огромными глазами, в которых читались лишь вопрос и обида. Возможно,
в тот самый момент, я впервые в жизни по-настоящему понял своего сына, – старик в упор посмотрел на Николь и увидел в ее глазах отражение своего собственного ужаса. Ужаса и неверия, который он испытал в ту ночь, когда Кэтрин рыдала ночью в подушку. – Я знаю, о чем ты думаешь, девочка. Ты в ужасе, потому что то, что я говорю – невероятно и чудовищно, верно? Ты, как и парень, как и любой сторонний наблюдатель, восприняла эту историю, как историю о порабощении или чего-то вроде того, но… Я, прежде всего, отец, Николь. И я только что рассказал тебе историю о том, как мой сын пытался порадовать меня, помочь мне; сделать так, чтобы ничего не становилось между мной и нашей с ним работой… Адам не видел ничего плохого в том, что он делал: на самом деле, он никого не убил, не ограбил… Он просто не понимал, что его действия были отнюдь не безобидными. Я думаю, он до сих пор этого не понимает…
Филипп тяжело вздохнул и выпустил руку Николь. Обретя свободу, девушка отшатнулась от рассказчика и шлепнулась на пол. Но даже отбитая пятая точка не привела ее в чувство. Адам..Дэвид... Как бы его там не звали, он действительно был телепатом… Он хранитель! Такой же как и Зомби! Он… Черт, он все это время врал ей. Использовал ее. Он…
Старик с сочувствием наблюдал за тем, как Николь, обхватив колени руками, раскачивалась на полу и сверлила пустым взглядом стены. Она была в шоке, да и еще бы ей не быть! Она только и держалась на ненависти к Арчеру и доверии к Дэвиду, а теперь ее мир буквально перевернулся с ног на голову. Конечно, Филипп не хотел быть тем человеком, который говорит детям, что деда мороза не существует, однако, держать девушку в неведении было неправильно. Тем более, рано или поздно Арчер бы сам ей все рассказал, только со своей позиции: он обрисовал бы его Адама как бездушного монстра, а это было бы ложью.
– Я понял, что так продолжаться не может, – старик решил немного отвлечь Николь от самоуничижительных мыслей и продолжил рассказ. – Я попросил Адама отпустить моих девочек, сделать так, чтобы Кэтрин захотела развестись, чтобы они с Лиззи уехали, – план Филиппа сработал, и девушка вновь переключилась в режим слушания. – Не могу сказать, что я жалею о том, что сделал: со мной ни Кэтти, ни Лиззи не могли бы быть ни счастливы, ни даже свободны. Разве что, мне следовало оставить себе их фотографию, – задумчиво пробормотал старик и грустно улыбнулся. – Я приложил максимум усилий для того, чтобы полностью стереть семью из нашей с Адамом жизни: чтобы у мальчика не было соблазна вернуть их, или шантажировать меня ими. Не то, чтобы он уже делал это раньше, просто я должен был подстраховаться… Время идет, Николь, вот только оно не лечит мои раны – оно их высушивает. Я все еще слышу голос своей жены, но не вижу ее лица: я не помню, как она выглядит… Я даже не знаю, жива ли она еще или нет. А Лиззи… Было время, когда в каждой встречной девчушке я видел свою принцессу, и это сводило меня с ума… Сейчас стало легче, но вместе с тем больнее: от одной мысли, что, встретив свою девочку, я не узнаю ее, пройду мимо, у меня сжимается сердце…
– Вы сказали, что пытаетесь спасти нам жизни, – Николь вклинилась в рассказ и прямо посмотрела на старика: вряд ли он сможет удивить ее чем-то еще. – Что Вы хотите помочь мне сбежать, чтобы спасти нас всех, но… Как? Как мой побег связан со всем этим? Вы же не думаете, что после всего, что Вы сейчас рассказали, я вернусь к Дэвиду?
– Я лишь надеюсь на это, – Монро поднял руки в успокоительном жесте, прося у Николь еще немного внимания. – Я знаю, ты напугана, растеряна, я понимаю. Но и ты пойми меня, девочка. Зачем, по-твоему, я рассказал тебе свою историю?
– Хороший вопрос, – хмыкнула та.
– Послушай… Адам начал использовать свои способности с раннего детства, чтобы получать то, что он хочет. Он может заставить кого угодно сделать что угодно, понимаешь?
– К чему Вы клоните, дядя Фил?
– Он хотел, чтобы ты вернулась сюда?
– Нет, но какое…
– И все же ты здесь, – старик торжествующе хлопнул в ладоши. – Ты здесь, понимаешь?! Он тысячу раз мог внушить тебе остаться там… ну, где бы ты ни была, но не стал! Он мог заставить тебя забыть о том, что произошло с твоей тетей, но не стал! Он, девочка, дал тебе свободу выбора!
Хоть Николь не понимала, к чему вел старик, отрицать истинность его слов она не могла: действительно, для человека, который годами зомбифицировал целые семьи – а то, что семья Филиппа не была первой в списке, для девушки было кристально ясно – затуманить ее головку было плевым делом.
– Признаюсь, поначалу, когда Адам вышел на тебя, я испугался: я не знал, что ему было от тебя нужно, – старик снова воровато посмотрел на выход и понизил голос. – Но потом я подумал: а что если в этом его шаге не было никакого расчета? Сама посуди, что ему от тебя могло быть нужно, кроме дружбы? И этим, Николь, все объясняется! Твоя голова все еще принадлежит тебе, и это о многом говорит! Адам доверяет тебе! А его доверие дорогого стоит, поверь мне…
– Может и так, – Николь наконец поднялась с земли и отряхнулась. – Но я все еще не вижу связи между моим побегом и спасением наших жизней.
– Ему не понравится то, что Кристиан притащил тебя сюда, – после некоторой паузы ответил Монро. – А если Адаму что-то не нравится, то… Последствия бывают плачевными.
Девушка уже открыла рот, чтобы озвучить очередную порцию вопросов, но что-то в голосе старика ее остановило. Тот с благодарностью кивнул и, прочистив горло, пояснил:
– Кристиану ужасно повезло, что встреча с Адамом не состоялась. Этот парень, конечно, натренирован и достаточно силен, но… против моего сына у него нет шансов, – Филипп достал из кармашка платочек и вытер лицо: несмотря на то, что в пещере было весьма прохладно, лоб старика покрылся испариной. – Адам будет искать тебя, Николь, если еще не ищет. А когда найдет, нам всем будет плохо. Меня с пареньком он точно убьет, что же касается тебя…
– Как Вы можете так спокойно говорить об этом?! – девушка отступила еще на пару шагов, пытаясь выровнять дыхание. – О том, что Ваш собственный сын убьет Вас?
– Я предал его, – просто сказал Филипп, пожав плечами. – В тот самый момент, когда согласился уйти из клиники с Кристианом, я предал его.
– Ну и зачем Вы это сделали, в таком случае?
– Если честно, я и сам до конца не знаю: возможно, потому что мне надоело быть простым наблюдателем. В клинике у меня были связаны руки, а здесь я могу помочь. Пусть недолго, но все же.
У Николь просто не было слов. Как так получилось, что ее окружали сплошняком одни психи? Как ее тихая размеренная жизнь, где главной проблемой было «нечего надеть», превратилась в вереницу убийств, цепочку тайн – хаос, проще говоря? Да если бы неделю назад кто-нибудь сказал ей, что она будет скрываться от полиции в подземной пещере в компании инопланетянина и сбежавшего из психбольницы дедули, она бы вызвала неотложку!
– Ты уйдешь отсюда, Николь, – вновь подал голос старик. – Как только твоя нога заживет, как только ты окрепнешь, ты уйдешь отсюда…