Фауст 21 века. Перед Апокалипсисом
Шрифт:
Как и договорилась, поздно вечером мы вместе с Марией явились во дворец прокуратора . Тот был в хорошем настроении, еще в коридоре я услышал его хохот. Меня довели до внутреннего двора, где я имел честь наблюдать очень странную картину.
Здоровенный центурион с перекаченными мышцами и наполовину разбитой челюстью поднимал за шкирку какого-то бедолагу и гнусавым голосом с сильным акцентом объяснял тому, как правильно обращаться к прокуратору. Прокуратор при этом дико хохотал и кричал: «Не калечить, не калечить». Увидев меня, попросил вынести
– Прокуратор, что здесь смешного?
Тот удивленно посмотрел не меня.
– А в прошлый раз ты прямо умирал от смеху.
– Кто этот солдат?
– Что, память так и не восстановилась? Это же ты мне его подарил, для охраны. Два предотвращенных покушения. Я тебе за это обязан. И кстати, отличный, палач. Любимое хобби, хождение по черепушкам. Хлебом не корми, дай кого-нибудь казнить. Совершенно не чувствует жары, в пустыне незаменим.
Мефисто продолжал издеваться надо мной. Если это был я, то почему я ничего не помню?
– Как его зовут?
– Ты назвал его Щелкунчик, марка «Сто». Я немного переделал, теперь он центурион «Марк Щелкунчик».
– Почему Щелкунчик?
– Я не знаю. Это какая-то твоя шутка. Он действительно отлично колет орехи зубами. Вначале это было смешно, но потом надоело. Кто-то подсунул в куль с орехами камень, и центурион сломал себе половину зубов. Щелкунчик – голем. Говорят, такой был только у царя Навуходоносора.
– Значит, он не живой?
– Нет, конечно. Ты говорил, что его смерть в каком-то сундуке, в игле, которую нужно сломать. В общем, его невозможно убить. Но с ним можно общаться.
Интересно, для чего я мог притащить в Иерусалим этого центуриона. В чем замысел? Эта Иерусалимская история сильно запутывалась.
Прокуратор продолжил.
– Он понадобится нам, чтобы исследовать Храм. Я возьму еще человек двадцать охраны.
– А что с ножом Левия Матвея?
Я так и не встретился с ним.
– Нож у меня. Кстати, эту блудницу обязательно с собой брать?
– Прокуратор, ты обещал, что поможешь ей. Я хочу открыть ей эту тайну. Без нее ничего не получится. Кроме того, она должна организовать охрану этого места.
Мы прошли по темным улицам города, распугивая праздно шатающихся бездельников. В Храме почти никого не было. Охрана Храма, их было около десяти человек, попыталась поднять крик, но вмиг была нейтрализована. Центурион под крики прокуратора «Не калечить!», отнес всех вовнутрь, где аккуратно сложил, прислонив к стенке. Наши люди заткнули их кляпами и скрутили руки.
Навстречу вышел священник.
– Наш Храм никак не дает тебе покоя, прокуратор? И кто этот человек с тобой, скрывающий лицо под капюшоном? И кто рядом с ним. Почему этот человек похож на женщину? Пусть откроет лицо.
– Мне кажется, у вас от Храма очень мало осталось. Рынок какой-то, а не дом молитвы. К тому же покажите вашу лицензию от Бога, она у вас вообще есть?
– Мы поднимем людей, мы будем жаловаться в Рим, всякому терпению приходит конец. Бог не оставит
– Жалуйтесь. Теперь это не имеет смысла. Этот человек, про которого ты спрашиваешь, знает будущее. Он говорит, что после того, как вы распяли вашего царя, и выбрали себе вождем этого бунтаря-разбойника, вам уже не спасти ни Храм, ни ваш город. Как буря, как орел, падающий на свою жертву, найдут на вас легионы с молниями на щитах. Вспомните вы тогда про Иешуа, которого отдали на поругание, и ваши крики там на площади.
– Не царь он нам…
Центурион прекратил этот интеллектуальный диалог легким ударом ладони по затылку. Священник обмяк на пол, после чего отправился в кучку внутри храма.
Прокуратор многозначительно посмотрел на меня.
– Слушай, если у нас ничего не получится, за подобные выходки меня очень скоро снесут с моей должности.
Мы прошли в Святая святых. Все кроме меня, прокуратора и центуриона остались внутри Храма.
– Нож Левия Матвея.
Я в ожидании раскрыл ладонь.
Прокуратор подал мне нож. Я разрезал крестом пространство перед стеной. Стена исчезла, мы оказались на той самой поляне. Дерево, сундук на носилках. Неподалеку вход в туннель, в ту самую пещеру.
Я открыл ковчег. Знакомый голос Алисы.
– Да, я слушаю вас, Вы можете говорить.
– Я возвращаюсь назад. Мне нужен выход. Кроме этого я хотел бы обсудить возможность переброски товарища Понтия Пилата в будущее. В двадцатый век. Он может быть полезен.
– Хорошо. Наполните, пожалуйста, чашу, после чего следуйте по кирпичной тропинке за Львом Николаевичем.
Этот мир явно эволюционировал и усложнялся. Но за деревом действительно оказалась тропинка из кирпича, она уходила куда-то к горе, в заросли. В противоположную сторону от пещеры.
Разве нельзя было просто отвести нас в офис? Тем более, что мне предстояла весьма неприятная процедура. Нужно было наполнить чашу. Я достал нож и перерезал запястье на левой руке. Кровь хлынула потоком и наполнила половину чаши. Я закрыл чашу, упаковал и сложил ее в ковчег.
Не удивился бы, если бы к нам вышел живой лев с огромной рыжей гривой. Но из зарослей вышел Лев Николаевич с огромной бородой, в белой толстовке и с котомкой в руке. За ним выбежала какая-то черная собачка, которая принялась радостно носиться по поляне, путаясь под ногами. Мария принялась с ней играть. Лев порылся в котомке, вытащил бинт, вату, жгут, зеленку.
– Иешуа, - я протянул руку.
– Очень приятно, Лев Николаевич.
Он обработал рану, перебинтовал. Пока он был занят, я в задумчивости зачитал Пушкина.
«Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой».
Лев с испугом взглянул на мой нож.
– Тот самый?
– Тот самый.
Лев Николаевич смущенно подошел к Марии.
– Анастасия? Вылитая Анастасия.
– Меня зовут Мария, почему вы так меня назвали?