Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад
Шрифт:
Д ь я в о л: Левиафан. Это значит все, ибо я все могу.
Ф а у с т: Хвастун! Неужели и дьяволы способны на хвастовство?
Д ь я в о л: Да, чтобы сделать честь облику, в котором ты видишь меня. Испытай меня. Чего ты требуешь?
Ф а у с т: Требую? Какое беспомощное слово для дьявола! Если ты тот, за кого выдаешь себя, то отгадай мои желания, пока они еще в зародыше, и удовлетвори их, прежде чем они станут сознанием и волей.
Д ь я в о л: Я постараюсь проникнуть в твою душу. Благородный конь грызет удила. Так поступает и человек, которого
Ф а у с т: К делу!
Д ь я в о л: Сейчас я лишь слегка касаюсь твоей души, но когда я задену твои чувства, ты запылаешь еще более горячим огнем. Да, ты один из тех людей, которых врожденная сила и высокий ум толкают к разрушению обыденных форм человеческой жизни, один из тех, кому недостаточно того, чем отметил его скупец. Велика твоя сила, ненасытна твоя душа и отважна воля, но проклятие ограниченности лежит на тебе, так же как и на всех остальных… И все же, Фауст, ты так велик, как только может быть велик человек.
Ф а у с т: Маска человека, ступай обратно в преисподнюю, если Ты и в лести подобен нам.
Д ь я в о л: Фауст, я дух, созданный из пылающего света. Я видел, как бесконечные миры появлялись из вечной тьмы. Ты же сотворен из грязи, ты создан вчера, — так с какой стати мне льстить тебе?
Ф а у с т: А все-таки тебе придется служить (мне, если я Этого захочу.
Д ь я в о л: За это мне причитается награда и похвала в преисподней, — дьявол, как и человек, ничего не делает даром.
Ф а у с т: Какой награды ты ждешь?
Д ь я в о л: Сделать из тебя существо, подобное мне самому, если только ты достаточно силен.
Ф а у с т: Стоило труда! При всей своей ловкости и хитрости ты плохо знаешь человека, если сомневаешься в силе того, кто однажды уже осмелился порвать узы, которыми природа так крепко сковала людские сердца. Какими нежными казались мне они, когда юность освещала для меня мир и людей сияющим блеском утренней зари! Но это время прошло, и тьма окутала горизонт; прожив полжизни, я стою на краю мрачной вечности. Я попрал закон, творящий гармонию между людьми.
Д ь я в о л: О чем ты мечтаешь, Фауст? Гармония! Разве она руководит запутанной пляской жизни?
Ф а у с т: Молчи! Может быть в последний раз я все это чувствую, может быть в последний раз оглядываюсь на прекрасную и счастливую долину своей юности. Зачем человек просыпается от этого блаженного сна? Неужели растение только затем становится деревом, чтобы засохнуть или быть срубленным? Смейся, дьявол, но я был когда-то счастлив. Пусть сгинет все, что невозможно удержать. Мы обретаем силу лишь тогда, когда гонимся за злом! Чем же я велик? Будь это так, я не нуждался бы в тебе. Иди, коварный льстец, — ты просто хочешь показать мне, как я ничтожен.
Д ь я в о л: Тот, кто способен почувствовать, в чем его слабость, тот, у кого достаточно смелости, чтобы уничтожить причину этой слабости, тот велик хотя бы этим. Ничего иного я не хотел сказать, и горе тебе, если я должен воздействовать на
Ф а у с т: Посмотри мне в лицо и скажи, о чем спрашивает тебя мой дух; произнеси то, чего я не решаюсь вымолвить.
При этих словах Фауст указал своим волшебным жезлом сперва на себя, потом на небо и затем сделал движение с востока на запад. Затем он продолжал:
— Слышишь, как бушует буря, — ты ведь жил и тогда, когда еще ничего не было.
Он коснулся своей груди и лба.
— Здесь царит ночь, дай мне увидеть свет.
Д ь я в о л: Отважный, я понимаю, чего ты хочешь. Я, дьявол, трепещу перед твоей смелостью.
Ф а у с т: Жалкий дух, ты не отделаешься от меня подобными отговорками! Я одержим такой жаждой, что выпил бы бесконечное море, если бы надеялся на дне его найти то, чего ищу. Я принадлежу либо тебе, либо ему. Впрочем, сейчас ты еще не властен надо мной, Фауст еще сам себе господин.
Д ь я в о л: Мгновение назад ты был свободен. Но теперь жребий твой брошен. Он был брошен уже тогда, когда ты вступил в этот круг. Тому, кто видел мое лицо, назад не вернуться. На этом я покидаю тебя.
Ф а у с т: Ты должен говорить, ты должен сорвать темный покров, который скрывает от меня мир духов. Что ты есть? На вид ты ничем не отличаешься от меня. Я хочу понять назначение человека, причину мирового зла. Я хочу знать, почему праведник страдает, а грешник счастлив. Я хочу знать, почему за минуту наслаждения мы платим годами скорби и страданий. Ты должен открыть мне основу основ всех вещей, тайные причины явлений физического и нравственного мира. Ты должен открыть мне того, кто все это создал, даже если ослепительная молния, пронзающая в эту минуту вон ту черную тучу, ударит в меня и я паду мертвым внутри этого проклятого круга. Ты думаешь, я звал тебя ради золота или плотских наслаждений? Наполнить свой желудок и удовлетворить плотские желания может всякий, как бы ничтожен он ни был. Ты дрожишь? Что же, я смелее тебя? Каких жалких дьяволов посылает мне ад! И ты называешь себя Левиафаном, который все может? Прочь! Ты не дьявол, ты такое же ничтожество, как я.
Д ь я в о л: Отважный! Тебе не пришлось еще, как мне, испытать кару мстителя. Даже если бы ты обладал силой всего рода человеческого, от первого до последнего грешника, один намек на эту месть превратил бы тебя в прах. Не спрашивай меня больше ни о чем.
Ф а у с т: Я так хочу и останусь непреклонен.
Д ь я в о л: Ты заставляешь меня преклоняться перед тобой и жалеть тебя.
Ф а у с т: Я требую только повиновения.
Д ь я в о л: Так спорь же с тем, кто зажег в твоей душе факел, который испепелит тебя, если твоя трусость его не погасит.
Ф а у с т: Я спорил с ним, но тщетно. Я молил его о свете, — он молчал. В диком отчаянии я звал его, но он и тут молчал. Молитва и ярость бессильны перед тем, кто, по-видимому, сделал слепое повиновение и рабское подчинение страданиям и мраку вечным законом. Одарив нас разумом, он тем самым обрек нас на муки. К чему факел, если его яркое пламя только ослепляет сбившегося с пути? И если иначе невозможно, пусть он хотя бы однажды озарит мне этот темный путь и потом сожжет меня. Итак, повинуйся без промедления!