Фаворит смерти 1
Шрифт:
Глава семейства скрипнул зубами. Но сдержался, промолчал. Обстановка заметно накалилась и казалось вот-вот от встретившихся врагов начнут лететь искры.
— Не буду врать и говорить что рад встрече, — наконец произнес Вяземский.
Герцен кивнул.
— Взаимно.
— Тогда зачем пришли? Себе только настроение испортили.
Вокруг начали собираться люди — чувствовали, что возможно вскоре будет очень интересное и занимательное представление.
— Хотел на сына вашего посмотреть. Вон он какой мужественный
Герцен демонстративно глянул на меня, тронул за значок тотема, висящий на груди.
— Символ рода, молодой человека, надо прикалывать к левой стороне груди, там где сердце, — сделал замечание он, нещадно теребя значок с головой беркута. — Неужели вас не учат этикету? Это первое, что надо знать. За такое в наше время был жесткий спрос. Не то что сейчас.
— Где хочет, там и прикрепляет, — осадил его Вяземский.
— Неужели у вашего мальчика атрибут открылся? — Герцен повернулся к Вяземскому.
— Открылся, — кивнул тот.
— Что-то поздно, — произнес Герцен, смерив меня таким взглядом, будто глядел на плесень.
— В нашей семье это нормальное явление, — ответил Вяземский. Было видно, что он старается не сорваться и не сказать незваному гостю пару ласковых слов.
— В вашей семье много чего является нормой, что в других абсолютно неприемлемо, — произнес Герцен, выпятив острый подбородок вперед.
Присутствующие сдержанно посмеялись.
— Вы что-то конкретное хотите мне предъявить, господин Герцен? — Вяземский нахмурил брови.
— Я только хочу, чтобы восторжествовала справедливость.
— И в чем же, позвольте узнать, по вашему мнению справедливость?
— В том, что некоторые вещи должны принадлежать их истинным хозяевам, а не тем, кому их отдали за сомнительные заслуги! — лоб и щеки Герцена стали белыми от ярости, нижняя губа подрагивала.
— Вы имеете ввиду мой земельный удел?
— Мой! Мой удел! — закричал Герцен.
Потом, быстро взяв себя в руки, достал платок и вытер рот. Прошептал:
— Этой мой удел.
— Верно, — внезапно согласился Вяземский. — Был ваш. Теперь согласно приказу его императорского величества данный земельный удел с кадастровым номером ноль-пятьдесят три принадлежит на праве постоянного пользования дому Вяземских. А из вашего здесь только выгребная яма, что расположена на юге участка. Можете забрать ее содержимое, так уж и быть.
Отец явно издевался над Герценым. Толпа оживленно зашевелилась, начал тихо посмеиваться над гостем.
— Ничего, — покачал головой тот. — Это не на долго. Скоро будут выборы в Нижнюю палату. Посмотрим, как вы запоете тогда.
— Петь мне некогда, я государственными важными делами занят, в отличие от вас, — холодно ответил Вяземский. — И насчет выборов я не переживаю.
— А вот это зря, — Герцен вдруг хитро с прищуром улыбнулся, словно что-то зная, чего не знал никто. — Насчет выборов и всего остального
И круто развернувшись на каблуках, пошел прочь, насвистывая незатейливую мелодию себе под нос, оставляя Вяземского в смятении.
Глава 7
Весь оставшийся вечер Вяземский был молчалив и пристально смотрел на Герцена, который напротив, непринужденно веселился и общался с гостями, и даже нахваливал поваров за угощения, чем весьма сильно злил отца. Кажется, два врага очень давно и хорошо друг друга знали, в особенности болевые точки друг друга.
— А ведь были когда-то друзьями, — сказал Щедрин, подцепляя вилкой кусок балыка и брызгая сочащимся из рыбы жиром.
— Друзьями? — не поверил я.
— Ага. Лет десять назад были не разлей вода. Потом не заладилось. Герцен начал какие-то мутные дела проворачивать, вроде даже отцу предложил, но тот отказался. Быстро все выяснилось, имперская служба на удивление ловко это дело живо раскрутило. Герцен на Вяземского стал думать, что тот сдал его. Государь у Герцена его удел забрал. Даже удивительно, что вообще в живых оставил. Там, скорее всего, Бартынов из Верхней палаты словечко замолвил за него. С тех пор Герцен и Вяземский враждуют.
Я долго следил за Герценым, за его наглым поведением, специально злившем Вяземского, пытаясь примерить на него роль бросателя бомбы. Почему бы и нет? В качестве заказчика вполне есть мотивы.
Пир шел горой. Гости галдели, обсуждая какие-то политические и финансовые новости, судачили о провале пьесы «Метель», и о том, что главная актриса из этой пьесы, Татьяна Павловна Герн, начала употреблять нюхательный порошок, чтобы выйти из затянувшейся депрессии.
Я порядком устал от этого шума, но вяземский то и дело одергивал меня, заставляя дежурно улыбаться и кивать гостям.
Наконец, гости стали расходиться.
Последним ушел Щедрин. Дожевывая очередной, кажется, уже миллионный по счету бутерброд с черной икрой, он еще раз поздравил отца со столь торжественным событием, выпил залпом ледяной водки и уехал. И едва он ушел, как комната вдруг стала пустой, тихой, покинутой, словно вместе с собой Щедрин унес и все звуки и суматоху.
Вяземский положил мне на плечо руку, устало произнес:
— Сегодня ты поедешь в школу.
— На ночь глядя?
— Да. Машина уже готова. Понимаю, что устал, но надо. Тянуть нельзя.
Я готов уже было привести ряд причин, по которым ехать утром было бы гораздо лучше, — и безопасность одна из главных, — как вдруг к нам вышел Нианзу и сообщил:
— К вам гости.
Это была Стаханова. Она вошла в дом без приглашения, не тратя времени на глупые формальности.
С приветствием тоже не стала утруждаться, начала с главного: