Фаворит смерти 2
Шрифт:
— Получил, — кивнул я. — И что, думаешь отправят?
— Говорю же, если ко второму кругу подойдут. Там уже никто не поможет, ни отец, ни его связи — всех забирать будут — особенно если противник большим количеством будет.
Я пожал плечами.
— Надо будет — пойду.
— С ума сошел?! — почти крикнула Ольга. — Пойдет он! Да там такое творится!
— Какое?
— Разное, — уклончиво ответила сестра. — Ничего хорошего. Люди гибнут.
Я ничего не ответил.
На самом деле я сомневался что до такого дойдет — статистика
Я откинулся на кресло и оставшуюся дорогу дремал.
Встречал нас лишь Нианзу — остальных Ольгах не стала предупреждать о моем приезде, желая сделать всем сюрприз.
Дом по прежнему был таким же идеально ухоженным, газоны — подстриженными, а цветы — яркими. Но что-то незримое все же изменилось, будто в доме поселилась беда. Окна были нараспашку открыты, в них виднелись тени, суетливо бегающие туда и обратно. Возле черного входа виднелось несколько десятков чемоданов, сложенных один на один.
Все-таки отец решил уносить ноги. Интересно, а меня он собирался оставить в тюрьме в случае плохого расклада всей этой ситуации?
Я вышел из машины, посмотрел на чемоданы. Неприятный осадок остался, что тут еще можно сказать?
Китаец, увидев меня, накинулся с объятиями.
— Господин Максим прибыл! Как же я переживал за вас! А вид какой уставший! Вы верно голодны?
— Голоден, Нианзу. С удовольствием чего-нибудь съел бы.
— Сию минуту!
Китаец шмыгнул в дверь.
Мы вошли в дом. Кто-то из прислуги сообщил о моем приезде и в гостиную комнату вошел отец.
— Максим? — удивлению его не было предела.
Он был одет в халат, в руках кипа бумаг. На голове взлохмаченные волосы. От былого статного человека не осталось и следа, теперь он походил на сумасшедшего старика.
— Тебя выпустили?
— Выпустили, — кивнул я.
— Но Эммануил Рудольфович сказал, что не раньше…
— Это не заслуга Эммануила Рудольфовича, — оборвал его я. — Мне помог выйти Бартынов-старший.
И без того удивленное лицо Вяземского вытянулось еще сильнее.
Отец подошел ко мне, взял меня за плечо, сказал:
— Пошли ко мне в кабинет. Поговорим.
И бросил прислуге:
— Нас не беспокоить.
В кабинете отец привычно подошел к бару, налил себе. Залпом выпил, спросил:
— Как это Бартынов освободил?
Я вкратце рассказал ему ситуацию. Вяземский слушал молча, но едва я затронул причину освобождения, как остановить его уже было невозможно.
— Да как он посмел?! Моего сына как какого-то червяка использовать на ловлю рыбы?! Да я его!.. Он у меня… Я всех поднимаю! Плевать мне на его силу и власть! Плевать! Такого унижения я не переживу! Сам к нему пойду и скажу…
— Отец, успокойся! Иначе поймать преступника не получится. И только через него можно выйти на заказчика, на Герцена.
— Но ведь ты…
— Со мной все
— Он сына самого Бартынова убил, а ты говоришь что с тобой все будет в порядке! Не будет! Я не разрешаю тебе этого! Категорически не разрешаю! Слышишь меня?
— Тогда ничего хорошего ждать не стоит, — ответил я. — Ты сам помнишь, что говорит Бартынов насчет клановой войны. Нам она ни к чему, наш род слаб сейчас и не выйдет из нее победителем.
На эту фразу Вяземского аж передернуло, но он ничего не сказал, потому что знал — я был прав.
— Если не пойдем ему на встречу и не будем сотрудничать, тогда войны не избежать. Ты этого хочешь?
— Нет, — тихо ответил Вяземский и вновь налил себе. — Война — это последнее, что я хочу. Нам в ней не победить. Тут ты прав.
— Поэтому мы будем действовать так, как хочет Бартынов.
Вяземский пристально посмотрел на меня. Но во взгляде не было ни злости, ни ярости. Отец смотрел на меня с каким-то удивлением, словно видел в первый раз.
— Хорошо, — наконец прошептал он. — Делай, как считаешь верным. Только я прошу, будь осторожен. И имей ввиду — моя стража будет все это время с тобой, тут даже не спорь. Пойдешь в туалет — они с тобой, ляжешь спать — они будут стоять рядом и караулить сон. Тут даже не пытайся со мной спорить — так будет, как я сказал. Я не прощу себе если с тобой что-то случится. Мне будет хоть немножко спокойней если ты будешь под защитой моих людей.
Я кивнул.
— Ладно, согласен.
Отец вдруг подошел ко мне и обнял.
— Не прощу себе если с тобой что-то случится, — прошептал он.
— Все будет в порядке.
Вяземский некоторое время стоял молча, обнимая меня, потом спохватился:
— Ты, наверное, голоден?
— Есть такое! — улыбнулся я.
— Так чего же мы ждем? Скорее, пойдем, Нианзу там что-то кулинарничал вкусненькое с утра, поешь.
После тюремной баланды, блюда, поданные за стол, были подобно чему-то космическому.
На закуску Нианзу подал белужью икру на рисовых снеках, заварной крем из куриного яйца с соусом из гусиной печени и черными трюфелями, пирожки с перепелиным яйцом и пармезаном.
В качестве первого основного блюда подали свинину с креветками и грейпфрутом.
На второе основное блюдо подали «Свет Отечества» — теплую пряную тушенную грудинку с хреном и маринованной редькой.
На третье основное блюдо подали морского гада величиной с мужскую ладонь, запечатанную в тонкую темпуру и пожаренную в раскаленном масле. Сочные кусочки щупальце в золотистой тонкой похрустывающей кожице, окунутые в карамельный соус, сводили с ума мой рот и вкусовые рецепторы.
Как же вкусно! Феерия вкусов, разных, но смешанных так тонко и ювелирно! Кислый впереди мягко сменялся пряно-сладким, густо-мясной таял, уступая отголоскам сливочного и терпкого, жгучий смешивался с масляной основой, а поверх этого приятной прохладой шла мятный шлейф.