Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
Был лишь восьмой день пребывания Суворова на Дунае; ему дали свободный отряд в две тысячи человек; сейчас не лавры важны -успех! Он еще раз продумал все. От него ожидают поиска (иначе -- рекогносцировки, точнее -- набега на Туртукай, где засели 5000 турецкого воинства). Ну что ж! Пора, пора.
За ним катились четыре жалкие пушчонки...
Александр Васильевич решил так: лодки погрузить на телеги и тихонько, без колесного скрипа, перевезти их за семь верст от лагеря, а войску следовать за ними -- скрытно. Пришли на место переправы, Суворов объявил всем отдых, накрылся плащом и быстро, как
– - Во, бесы!– - удивился Суворов.– - Как ловко воюют!
Он с трудом поспел к карабинерам, которые метким огнем загнали спагов обратно в лодки. Среди пленных достался Суворову знатный старец Бим-паша, мучимый нервной жаждой.
– - Дать старцу водки, -- велел Суворов и спросил, кто главный в Туртукае, на что Бим-паша, выпив водки, сказал, что в крепости засел любимец султана, паша Сари-Махмед, из мамелюков.– - Это правда, что он очень красивый человек?– - спросил Суворов.
– - Да, он достоин кисти вашего Рафаэля...
Этот писаный красавец лишил Суворова главного -внезапности. По сути дела, его планы уже разоблачены. Любой на месте Суворова занял бы оборону, усилил пикеты и переждал время. Но Суворов решил иначе: он вернул войска на исходные позиции -- встал опять напротив Туртукая! Будь в голове Сари-Махмеда даже крупица разума, он будет ждать нападения где угодно, но только не здесь...
– - Варить кашу, -- распорядился Суворов. Кашу сварили.– Теперь ешьте ее, -- велел Суворов. Кашу съели.– - Ложитесь и спите.
Пока люди спали, он послал гонца к Потемкину за сикурсом, и тот обещал прислать две тысячи запорожцев со всеми причиндалами коша -- с саблями и песнями, с горилкой и бандурами. Суворов ждал-пождал -- не слыхать их песен, не звенят за горой бандуры. А пока он ждал, Румянцев сразил его новым приказом: оставить Туртукай в покое, дабы поберечь войско от истребления.
– - Я такого приказа не получал, -- решил Суворов.
Ночью он посадил пехоту на лодки, конница тихо вошла в воду, казаки, держась за хвосты и гривы, погрузились в теплые волны Дуная. Еще на середине реки их стали обстреливать с батарей, но люди, даже не знавшие суворовской хватки, вдруг поверили, что этот маленький, болезненный человек, скорый в речах и жестах, в ночной сорочке на голос тело с распахнутым воротом и пренебрегавший шляпою, этот человек попусту не станет бросать их на гибель: они уверенно плыли дальше... Суворов выскочил на берег одним из первых!
– - Заряжай, -- велел он, увидев брошенную турками пушку.
Забили ядро потуже, засыпали порох, поднесли фитиль -- трах!– - и пушку разнесло вдребезги, всех вокруг перекалечило. Суворов, ничего не слыша от контузии, долго ловил пальцами шпагу, отброшенную взрывом в песок, побежал дальше. Бородатый верзилаянычар прыгнул на него сверху, как медведь на комара. Суворов увернулся от ятагана, ткнул врага шпагой в горло, крикнул:
– - Хватай его, ребята!– - и, прихрамывая, бежал дальше, туда, где бушевала гроза и где он (именно он!) был крайне необходим...
Приказ
– - Нам здесь не жить, -- сказал Суворов солдатам, -- а посему, ребята, бери, что видишь, все наше, а потом -- зажигай!
Тяжелые пушки утопили в реке, легкие утащили с собой. "Солдатам досталась столь богатая добыча, что после молебна они горстями сыпали в церковную кружку червонцы". Десять знамен и бунчуков были наградой за дерзость. Суворов отправил Румянцеву донесение; смолоду жаждая поэтической славы, он рапортовал стихами:
Слава Богу, слава Вам!
Туртукай взят, и я там!
Только теперь зазвенели бандуры запорожцев.
Суворов отметил про себя: Потемкин позорно медлителен...
Золотая галера вплывала в кошмарные дунайские сны.
– - Кто зовет меня?– - мучился Потемкин.– - Господи, неужели это смерть подплывает ко мне? Умирать-то вроде и тяжко...
Румянцсвская армия дружно форсировала Дунай... Потемкин спрыгнул с понтона на вражеский берег, турецкая бомба, крутясь и воняя запахом, взрыла неподалеку прибрежный песок... Взрыв! А сзади крики: "Назад, назад!.." Что происходит, черт побери? Румянцев, оказывается, решил, что место переправы выбрано неудачно, и отодвинул армию обратно. Снова бросок. В конце его Потемкин, уже ошалевший от команд и крови, сидел под кустом, гребнем вычесывал из волос зловонную речную тину и водоросли. При этом он матерно ругался. В самом деле, когда врага начинают бить одними "демонстрациями", враг разбит никогда не будет. Только в июне дивизиям Потемкина удалось взломать фронт под Силистрией.
– - Один черт, -- не удержимся, -- накаркал он Салтыкову.
– - Видит Бог, что так, -- отвечал тот Потемкину...
Балканы оставались недоступны, а там, за Балканами, их так ждали славяне. Силистрия не сдавалась. Румянцев приказал: отходить снова за Дунай. Здесь фельдмаршала настиг рапорт Суворова: "Слава Богу, слава Вам!.." Понятен и гнев Румянцева: ведь так могут рапортовать люди, решившие над ним позлорадствовать.
Он принял Суворова в своем походном шатре.
– - Какой был отдан мною приказ?
– - Оставить поиск Туртукая и уйти за Дунай.
– - А что сделано?
– - Я не ушел и Туртукаишко взял.
– - Клади шпагу на стол.– - Суворов положил.– - Под суд тебя! Все...
Суворов отъехал в Яссы и заболел. Не "дипломатической" болезнью, а самою настоящей. Потемкин разыскал его в каком-то грязном хлеву, где вокруг ложа квохтали куры с цыплятами. Суворов жалобным голосом сказал, что, если он виноват, пусть и расстреливают себе на здоровье.
– - Утешусь тем, что за Дунаем все-таки побывал.
– - Ты погоди, -- удержал его Потемкин.– - С Румянцевым служить никогда не скушно, зато трудненько. Был тут при штабе такой капитан Михаила Ларионыч Голенищев-Кутузов, тоже великий пересмешник. Румянцев анекдотов его не стерпел, и Кутузов в Крыму оказался -- берег у Ялты сторожит! Я тоже, брат, немало шутил, так Румянцев грозился меня на оглоблях повесить... А ты, Александр Василич, что сотворил? Мало того, что Туртукай взял без спросу, так еще и стишками сблудил... Иль в Сумароковы готовишь себя?