Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
Она одарила невесту парюрой из дивных бриллиантов.
С первых же шагов по русской земле Вильгельмина стала открыто выражать презрение к русскому народу и его обычаям, на что, очевидно, и рассчитывал Фридрих II, желавший иметь в Петербурге своего агента, который бы воздействовал на Павла в должном духе. Выраженные на портрете непомерное высокомерие и расчетливый, почти циничный эгоизм подтвердились.
Французский посол Дюран сообщал в Версаль: "Она задает несколько поверхностных вопросов и даже не дожидается на них ответов. Русские мстят ей тем, что находят ее весьма недалекой и очень плохо сложенной". Зато наследник престола таял от любви, не покидая невесту ни на шаг, а все ласки и нежности Павла невеста
– - Да хоть сейчас, -- со смехом отвечал тот...
А вечером в Аничковом дворце его навестили послы. Послы двух могущественных католических держав -- Испании и Австрии, решивших доломать "Северный аккорд", придуманный Паниным.
– - Нам известно, какое место занимаете вы в сердце будущей русской императрицы, -- сказали они согласно.– - Или вы будете услужать политике наших дворов, чтобы оторвать Россию от прежних ее союзов, или... Или угодите под кнут Степана Шешковского!
Разумовский был человеком очень дерзким:
– - Если я сейчас свистну, из подвалов дворца прибегут мои верные запорожцы, и никакая полиция никогда не сыщет даже ваших костей. Но я принимаю ваш вызов. Сколько станете мне платить?
Послы были поражены его беспардонностью:
– - Но вы же, граф, и без того человек очень богатый!
– - Потому и брать с вас я буду не как бедный...
В действие вступал извечный закон всех монархических правлений: любой придворный вывих мог отразиться на делах внешней политики государства. Так что граф Андрей Разумовский, лучший друг Павла, вел опасную игру с огнем.
4. ЧЕРНОМОРСКОМУ ФЛОТУ -- БЫТЬ!
Изгнав Шагин-Гирея, татары с нетерпением ожидали турецкий флот, но, сколько ни вглядывались в синеву Черного моря, горизонт оставался пустынен. Только в июне Крым радостно оживился -- издалека плыли белые паруса; татары в радости бегали по берегу, воздавая хвалу Аллаху. Но вот корабли подошли ближе, и вмиг опустел берег, все, подобрав полы халатов, разбежались...
Черноморского флота мать-Россия еще не имела.
Это шел не флот-это шла Черноморская эскадра!
Старые верфи в Таврове, Воронеже и Павловске строили корабли, в Азове их ремонтировали, килевали с борта на борт, словно переворачивая необъемные туши китов, смоляными факелами прожигали обнаженные днища, дабы замедлить неизбежное гниение.
Прошка Курносов представил рапорт адмиралу Сенявину:
– - Днища кораблей надо бы обшивать листами медными.
– - А где взять меди?– - спросил Алексей Наумович.
Весною шкипер получил распоряжение от Сенявина -- собрать походную артель корабельных плотников, комендоров и парусников.
Прошке, честно говоря, жаль было покидать свою юную Камертаб, ставшую для него Аксиньей: растрогавшись, глядел он, как турчанка тащит домой громадный мешок со стружками -- для растопки печи.
– - Плохо тебе со мной, -- сказал он грустно.– - Небось у янычара своего жила, как у Аллаха за пазухой, только ногти красила... Понимаешь ли, что я говорю-то?
Аксинья уже понимала, но привыкала к русской речи с трудом, слушать ее ответы было смешно. Прошка оставил ей денег на проживание, указал, как хозяйство вести, и ушел в море. Капитан второго ранга Кинсберген был единственным иностранцем среди черноморцев. Он сам просил адмирала Сенявина, чтобы при нем находился шкипер Курносов, благо голландец русского языка не мог быстро освоить. Кинсберген
В один из дней, когда Прошка отсыпался, дежурный кают-вахтер потащил его за ногу с койки:
– - Раздрай очи свои, десанты идут... быстро!
С моря ползли два линейных "султана" и две шебеки, настолько перегруженные войсками, что еле двигались. Кинсберген закончил подсчет: "178 турецких пушек противу 32 русских".
Противник уверенно лежал на устойчивом курсе.
– - На Балаклаву!– - определил Прошка по компасу.
Кинсберген велел объявить комендорам, чтобы не увлекались пальбой по рангоуту, а целились в гущу пехоты на палубах. Последовал крутой разворот при упругом ветре! Два маленьких вертких корабля оказались внутри чужого строя, ловко галсируя, они зашибали картечь по верху палуб, безжалостно калеча турецкую пехоту и кавалерию. Лошади рвались с коновязей, красивые кони прыгали в море, со ржаньем, щемящим душу, уплывали к берегу. На "султанах" началась суматоха. Прошка помогал комендорам заряжать пушки, из ведра оплескивал их стволы уксусом, чтобы не раскалились. Вонища стояла страшная -от пороховой гари с уксусом. Внутренним чутьем шкипер слышал, как застревают в бортах турецкие ядра, но плотники не покидали глубины трюмов, готовые заглушить пробоины, а корабли, осиянные залпами, крушили вокруг себя стеньги и реи, паруса "султанов" лопались с гулом. Турки отвернули, а догнать их не под силу.
– - С такими молодцами, -- орал Кинсберген, -- я бы самого черта выгнал из ада, но разве ж это корабли? Корыта-белье стирать!
Под его диктовку Прошка составлял рапорт для Сенявина: "Легче было бы мне поймать Луну, нежели догнать парусные судп с моими двумя плоскодонными машинами. Ах, -- восклицал Кинсберген, -- если бы у меня был еще фрегат!" Но фрегат "Первый" адмирал Сенявин придерживал у Керчи-на случай подмоги...
Прошка надеялся, что Кинсберген отпустит его на жену поглядеть, но началось новое крейсерство. В одну из лунных ночей вдалеке возникли белые горы -- это Кавказ воздевал свои пики над морем. Был уже конец августа, когда эскадра вышла на траверз Суджук-Кале, здесь ее отыскал сенявинский адъютант Муравьев с новым приказанием. Прошка сам переводил разговор Муравьева с Кинсбергеном, еще не догадываясь, что этот разговор сделается историческим:
– - Адмирал извещает, что вскоре здесь пройдет турецкая эскадра, чтобы от крепости Суджук-Кале развернуться на Крым, где корабли султана высадят сразу шесть тыщ войска.
Кинсберген лакомился крупным и чистым виноградом.
– - Спроси: сколько наших войск в Крыму?
– - Тыщи три, не больше. Продолжаю, -- говорил Муравьев, -адмирал просит вашу милость спешно отойти от Суджук-Кале, ибо неприятель силен и вам с ним не совладать. Сенявин уже собрал корабли у Керчи, но их задерживают противные ветры.
По трапу спустился капитан-лейтенант Басов:
– - С южных румбов-эскадра! Восемнадцать вымпелов.
Итак, приказано отходить на Керчь, но дорога туда и обратно займет несколько дней. Тем временем турецкая эскадра десантируст войска в Кафе, а русская армия в Крыму будет разгромлена.
Кинсберген угостил виноградом Муравьева:
– - Есть у вас письменное распоряжение от Сенявина?
– - Лишь словесное! Ибо писать адмиралу некогда...
Вдали вытягивалась линия эскадры противника.