Фаворит. Том 1. Его императрица
Шрифт:
– - Коли стариков собирать станешь, так скажи им, что я не купец, а государь ваш -- Петр Третий.
– - Ежели так, -- отвечал Пьянов, -- так расскажи ж мне: где ты странствовал такой долгий срок?
Пугачев объяснил: "Ходил в Польше, в Цареграде, во Египте, а оттоль пришел к вам на Яик... испытал всякие веры, однако ж лучше вашей, господа яицкие казаки, не нашел". Пожив у Пьянова с недельку, Пугачев с Яика отъехал, обещая вскоре вернуться, а вера в живучесть Петра III окрепла. Но если бы Пугачев и пропал бесследно, казаки Яицкого войска все равно сыскали
– - Оно вить нам все равно, -- рассуждали промеж себя.– Царь он или не царь, лишь бы нам добре стало...
Пугачев воротился через год, но, боясь ехать в город, остановился на постоялом дворе у мужика по прозванию Еремина Курица, которому и сказал:
– - Бог помог мне бежать, из острога-то ушел я...
Еремина Курица повел его в баню, сообщив, что Денис Пьянов от властей прячется, искали его тут за то, что стариков подговаривал к некрасовцам за Кубань бежать. Пугачев жаловался:
– - Помоюсь вот в баньке, а рубашечки у меня нету.
– - Ты мойся, рубашку я тебе свою дам...
"А как взошли в баню и он, Емелька, разделся, то увидел Еремина Курица на груди под титьками после бывших у него, Емельки, от болезни ран знаки и спросил его, Емельку: "Што у тебя это такое на груди-та?" -- "А это знаки государскис". И Еремина Курица, услыша оное, сказал: "Хорошо, коли так...""
Вскоре среди казаков пошли на водопое лошадей потаенные разговоры:
– - Явился к Ереминой Курице человек и спрашивал: какие-де у вас, казаки, обиды есть и налоги тяжкие? Какие беды командиры вам делают? Надо бы и нам, казаки, на хутор к Ереминой Курице ехать. Уж давно молва в городе идет, что он -- государь.
– - Да не государь, а простой казак с Дону.
– - Так и што с того? Пущай место государя заступит...
Стали съезжаться на умет (постоялый двор), подале от глаз начальства. Иван Почиталин привез царю-батюшке бешмет, зипун, шапку, кушак да сапоги. "А как сели, то Караваев говорил ему, Емельке: "Ты называешь себя государем, а у государей бывают на теле царские знаки", на что Пугачев, разодрав на себе рубаху, показывал белые пятна от фурункулов, нажитых во время осады Бендерской крепости, и говорил так: "На вот, коли вы не верите, что я государь, так смотрите -- вот вам царский знак".– "Теперь верим и за государя тебя признаем...""
Пугачев велел Почиталину состоять секретарем при своей персоне.
– - Ну-ка, Почиталин, ты уж напиши хорошенечко...
Почиталин, сочинив манифест, просил подписать, но "царь" грамоты не ведал и ловко от подписания отговорился:
– - Как же я руку-то свою раскрою? Мне вить, детушки, до самой Москвы теперь ни писать, ни читать нельзя. Враги за моим царским подписом охотятся. А вы, детушки, слушайте все, что вам Почиталин читать будет.
В напряженной тишине звучали слова первого манифеста:
"И я, государь Петр Федорович, во всех винах прощаю и жаловаю вас: рякою с вершин и до устья и землею, и травами, и денижным жалованьям, и свинцом, и порахам, и хлебным провиянтом. Я, великий государь амператор,
Тут все дружно заговорили:
– - Ох, горазд Почиталин писать...
На хутор съезжались верховые казаки, слушали манифест. Угождая старообрядцам, Пугачев обещал, что старую дониконианскую веру распространит на всю Русь-матушку, всех русских людей заставит носить бороды. Потом казаки давали клятву служить ему охотно и верно, вздымали над собой двуперстие.
Самого лучшего коня подвели к Пугачеву.
– - С Богом!– - призвал он казаков в дорогу.
На знаменах были раскольничьи кресты, ветер развевал знамя Голштинии -- знамя императора Петра III.
Так просто все начиналось...
* ДЕЙСТВИЕ ДЕВЯТОЕ. Перед бурей
Потом приехал некто богатырь. Сей богатырь по заслугам своим и по всегдашней ласке прелестен был... мы письмецом сюда призвали неприметно его, однакоже с таким внутренним намерением, чтобы не вовсе слепо по приезде его поступать, но разобрать, есть ли в нем склонность?
Екатерина II. Чистосердечная исповедь
1. ПЕТЕРБУРГ-БАХЧИСАРАЙ
Все нравилось в русской столице Шагин-Гирею, который целый год алчно поглощал впечатления русской жизни. Правда, поначалу он не захотел снимать татарскую шапку, символ происхождения от самого Чингисхана, но Екатерина подарила ему свою меховую шапку, которой Шагин-Гирей и соблазнился. Раскланиваясь перед важным господином в парадной ливрее, он кланялся лакею. Но, скинув шубу на руки скромно одетого старика, принимал за лакея великого визиря графа Панина... Петербург! Он казался ШагинГирею фантастичен, особенно в сиреневые зимние вечера, когда для обогрева прохожих дворники складывали на улицах костры из бревен и громадное пламя бушевало всю ночь на уровне крыш петербургских дворцов. Отсюда, с берегов Невы, Бахчисарай представлялся ничтожной бедной деревней.
Князь Долгорукий-Крымский, проживаючи с семьею в Полтаве, оставил при Сагиб-Гирее политического резидента Веселицкого, который и отписывал в Петербург, что молодой хан подпал под вредное влияние дервишей и муфтиев. Эти кляузные базарные старцы с утра пораньше трясут перед ним своими бородами: "Нам ли ходить в русскую Дверь, если за морем Порог Счастья, падишах за наши мечети переставит вселенную вверх ногами, да мы и сами отделаем гяуров московских саблею!.." Веселицкого татары в Бахчисарае спрашивали: почему русские войска не уходят из Крыма? Резидент отвечал, что, если они уйдут, тогда придут турки:
– - Мы вашу же вольность своим оружием охраняем!
– - Если мы вольны в себе, -- отвечал Сагиб-Гирей, -- то вольность не нуждается в охранении. Я не стану целовать грамот вашей кралицы, я не возьму от нее подарков -- пера и сабли.
Веселицкий сказал, что халаты от султана они брали, отчего же не принять перо с саблей? В распрях повинны знать татарская и духовенство, но простой народ, если бы не был запуган вами, давно бы уже принял российское подданство, как это делали практичные ногаи. Наконец, Веселицкий заявил хану честно: