Фаворит
Шрифт:
О чем там шепчутся на конюшне, я узнать не успел, он буквально потащил меня в сторону домишки Беаты, к которому уже со всех сторон тянулисьпокалеченные, обожженные, девки тащили ведра с водой, от которой валил пар, кто-то волок корзины с чистыми тряпками.
Ну, по крайней мере, взаимовыручка тут на высоком уровне. Жаль, что появилась она не от хорошей жизни.
Глава 5
Беата в деревне была единственной целительницей, но помощников во двор набилось столько, что дело пошлоспоро. Сперва закончили с самыми тяжелыми, таких оказалось немного. Сглубокими проникающими ранами выжитьнатаком уровне цивилизации просто нереально.
Двор был заполнен стонущими и мечущимися людьми. Между ними ходили молодые девки, носили воду, часто присаживались рядом, чтобы утереть пот. Когда суета улеглась, я решился обратить внимание на себя. Подойдя к Беате сзади, негромко кашлянул, она быстро обернулась, брови ее удивленно взлетели, потом взгляд опустился к ране на плече.
— Господи! — она схватила меня за руку, усадила на лавку под окном. — Как же тебя так…
Пальцы ее профессионально пробежали по краю раны, ощупали кожу, она удивленно сказала:
— В первый раз вижу, чтобы рана так быстро закрылась! Чудной ты человек.
Она потянулась было к игле и суровым ниткам, стоящим на подоконнике, в сомнении переводила взгляд с них на мое плечо, потом решительно отмахнулась: не нужно. Помогла стащить через голову испорченную рубаху, стрельнув глазами по моей фигуре, промыла рану, приложила чистую тряпицу. Я следил за ее работой, откровенно любуясь четкими движениями. Из-под платка снова выбилась непослушная прядь, она дула на нее, отгоняя от глаз. Я протянул здоровую руку, осторожно убрал волосы обратно под платок, Беата не отстранилась, на щеках появился румянец, но она коротко мотнула головой, указала взглядом на переполненную ранеными комнату. Я кивнул, принимая молчаливый ответ, поднялся и вышел из дома.
Послеатакив жизни деревенских мало что изменилось. Только злой Арата часто появлялся на конюшне, о чем-то долго разговаривал с конюхом и кузнецом, но меня не беспокоил. Я все больше отлеживался на сеновале, с удивлением наблюдая, с какой нечеловеческой скоростью заживает рана и начинает пропадать шрам, ипрекрасно понимая, что если бы удар не прошел вскользь, и топор врубился мне в плечо, лежать мне теперь на местном погосте.
Уже через пару дней я вернулся к работе, заметив при этом, как изменилось отношение местных. У многихв бою полег кто-то из родных, у жены конюха едва не увели племянницусдевками, что тащили на веревке разбойники, и теперь со всех сторон неслись приветственные возгласы, а на тарелке стали попадаться лишние куски. Масла в огонь подливал Айван, в красках расписывая, как мы едва не вдвоем погнали всю шайку. Спеси в нем и его брате, едва начавшем снова ходить, опираясь на палку, поубавилось, хоть они и продолжали посматривать на меня свысока.
Мне уже почти начала нравиться тихая размеренная жизнь, когда на четвертый день после нападения разбойников прибежал посыльный. Я как раз заканчивал с уборкой, когда в ворота ворвался паренек из деревенских, прокричал:
— Петр, бросай все, там тебя у старосты дожидаются!
— Кто? — я оперся на грабли, уточнил: — И зачем?
— Ты дурной совсем? — закричал он еще пронзительнее, в нетерпении махнул рукой: — Сказано тебе, бежим! Люди из города приехали, тебя видеть хотят! Давай скорее!
А вот это было интересно. Наверняка о моих подвигах стало известно кому-то повыше, кто может принимать решения. Отставив к стене грабли, я вытер руки о тряпку и последовал за парнем.
За воротами я не был посленападения, и пока мы шли
У ворот дома старосты я увидел странную неудобную повозку. На осях от обычной телеги был установлен короб с окнами и дверью, высокий и страшно неустойчивый, кажется, такоездесь называется каретой. На дверях ярко блестело золотое солнце на черном фоне, четверка коней, запряженных в карету, была украшена попонами с вышивкой золотыми нитями, а на козлах сидел кучер такой важный, будто это на встречу с ним меня вызвали. Парень указал на ворота и тут же с топотом сорвался с места. Я поглядел ему вслед и вошел. У дверей меня ждали двое, облаченные в латы и с длинными пиками в руках. Мыпрошли в дом, один из стражников двигалсявпереди, указывая дорогу, второй шагал следом, едва не наступая на пятки. Миновали просторный первый этаж с широкими окнами, обставленный не новой, но добротной мебелью, поднялись по лестнице на второй, разделенный на комнаты, но такой же светлый. Повсюду на чисто выметенных досках пола лежали разноцветные половики, пахло хлебом.
Я услышал голоса еще из коридора. В дальней комнате дверь была открыта, оттуда било яркое солнце. Что-то негромко сказал староста, я не разобрал за топотом, с какимпередвигались мои провожатые. Ему вторил Арата, голос егобыл наполнен желчью, и я мог бы догадаться с одного раза, по какому поводу. Третий голос был не знаком. Высокий, но с нотками превосходства, при звуках которого даже бас Араты неожиданно просел, утратил внушительность.
Идущий впереди стражник вошел в комнату, сказал громко:
— Серв Петр доставлен, брат Илион.
Я вошел следом, щурясь от яркого света. За столом, уставленным тарелками, боком ко мнесидел толстый человек в черной рясе. На голове блестела тщательно выбритая макушка, на довольном раскрасневшемся лице виднелиськапли пота. Он как раз заканчивал наполнять высокую кружку вином, поставил кувшин обратно на стол. Напротив него за столом сидели староста и Арата. Первыйвыглядел испуганным, на лице второгозастыла смесь из брезгливости и недовольства. Перед ними также стояли кружки, но было заметно, что к нимдаже не прикасались. Монах развернулся всем корпусом, не выпуская вина из рук. Несколько алых капель покатились по золотому солнцу на груди. Толстое лицо расплылось в улыбке, он мелко закивал, сказал высоким голосом:
— Ну что же вы таксразу? Может, и не серв, мало ли по дорогам ходит… этих… героев, ха-ха-ха! — он рассмеялся громко и заразительно, указал розовой ладонью на лавкувозле себя. — Тут староста и… ха-ха-ха!.. бравый Арата рассказали, какты помог отбиться от шайки разбойников. Если хоть часть из этого правда, то какой же ты серв, а?
Краем глаза я заметил, как Аратаскривился, ухватил кружку, заливая вином готовые сорваться слова. Мне монах тоже сразуне понравился. Весь какой-то слишком румяный, слишком громкий, слишком довольный… Все слишком. А учитывая, как на его присутствие реагировали остальные…
— Никак не могу ответить, брат Илион, говорят, на меня в лесу медведь напал, и все, что случилось до того, как отрезало. — Я по-простому пожал плечами. — Может, и серв, ведь не зря меня господин староста на конюшню отправил, у него опыт, глаз наметан…
Я увидел, как побледнел староста, как заиграл желваками Арата, и поспешил заткнуться. Кто бы ни был этот Илион, но язык стоит держать за зубами, пока не ясна расстановка сил. Монах слушал меня, улыбаясь и размеренно кивая, но словно интересуясь не словами, а тоном, мимикой, движениями.