Фаворитки французских королей
Шрифт:
Напротив, борясь с этим, протестанты выдвигали требование обязательного создания свободной от Рима национальной церкви, богослужения на родном языке, источником и средоточием учения считая лишь Священное писание и отвергая, таким образом, Священное предание. Помимо этого, протестанты, отвергнув принцип „добрых дел“, на его месте оставляли лишь принцип „оправдания истинной верой“. Отсюда ясно, сколь серьезны были противоречия внутри христианского вероучения и сколь радикально новые принципы лишали католическую церковь ее руководящей роли в жизни тогдашнего общества, подрывая самую основу ее духовного, идеологического, морального, экономического и политического могущества.
Итак, возникнув в конце двадцатых годов XVI столетия (а вернее, даже вспыхнув в это время
Случилось так, что госпожа Анна д’Этамп, послушав пламенные проповеди совсем недавно объявившегося в Париже новообращенного лютеранина и реформата господина Лё Кока, возгорелась такой пылкой склонностью и симпатией к новой религии, что тотчас устроила ему встречу в церкви Святого Евстахия с королем. Увы, „молодой“ лютеранин был неопытен в религиозных диспутах и к тому же оказался весьма слаб в христианской догматике. „Тщетно пытаясь вспомнить заученные им фразы“ и совершенно не преуспев в этом, он так „обозлился“ на самого себя, что стал метать бессмысленные словесные громы и молнии против Ватикана и стучать по кафедре кулаками с криком: „Горе, имеем сердца!“ Рассерженный король спросил, зачем его потащили слушать такого буяна и неуча, и вернулся домой“ [172]
Засим последовали и другие попытки обратить короля Франциска на путь новой веры, но и они не имени успеха, хотя его сестра Маргарита Наваррская и прекрасная Анна д’Этамп не только сами стали горячими сторонницами нового учения, но и не теряли надежды и короля обратить в нее. Рано или поздно.
Узнав, что партия герцогини д’Этамп все более становится похожей на партию реформатов, Диана де Пуатье со своей стороны притягивала к себе всех противников фаворитки короля и реформ, надеясь при помощи таких стойких католиков, как мажордом де Монморанси, достичь желанной цели. Целью было „вызвать опалу госпожи д’Этамп, побудив Франциска рассматривать лютеран как опасных смутьянов и врагов короны“.
Монморанси направился к королю и всеми силами пытался его убедить в справедливости опасения госпожи сенешальши, однако король, пообещав подумать над скорейшим разрешением серьезной проблемы, не согласился на применение жестоких и бесчеловечных мер в отношении протестантов.
18 октября 1534 года почти во всех городах Франции были расклеены своеобразные памфлеты, в очень резких выражениях обрушившиеся на догмы церкви, в частности — святое причастие. Один из таких памфлетов был прикреплен к дверям королевской опочивальни в Блуа. Разумеется, Диана де Пуатье, все время пытавшаяся стать государственной дамой номер один в королевстве, сразу же обвинила герцогиню д’Этамп в том, что именно она, участвуя в заговоре реформатов против короны, велела наклеить его на дверях Франциска.
„Герцогиня же знала подход к своему любовнику: нежная, ласковая, вкрадчивая, она между двумя объятиями ходатайствовала за своих друзей… и король обещал не предпринимать никаких репрессий.
Но парижский парламент, в котором у Дианы де Пуатье были друзья, решил своею властью разжечь костры, и первые шесть протестантов были сожжены…
И тогда Клеман Маро, не слишком уверенный в своем будущем (ибо силою обстоятельств имел всех своих покровителей и покровительниц среди реформатов — прим. автора), решил покинуть Францию. Перед отъездом ему пришла в голову забавная идея „наделать шуму“, и он опубликовал поэму „Прощание с парижскими дамами“, где перечислял „весьма недвусмысленно и со множеством вольных подробностей всех женщин, с которыми получил удовольствие…“
Нетрудно догадаться, что эта поэма вызвала большой скандал и стала причиной ужасных драм во многих семьях.
Маро же вовремя сбежал в Венецию, где
Диана, уязвленная тем, что поэт ее противницы ускользнул от костра, попыталась взять реванш, распустив слух, что госпожа д’Этамп изменяет королю с реформатами“ [173] .
По всему было видно, что наступают зловещие времена религиозной нетерпимости и злобы, когда злые или шутливые слова, стихи, поэмы и памфлеты могли незамедлительно привести к заточению или сожжению неугодного. К 1538 году война фавориток, замешанная на религиозной распре, достигла своего апогея. Место опального и бежавшего в Венецию Маро занял опытный памфлетист (каких всегда было много в Париже) Жан Визажье. Именно его перу принадлежал самый злой, желчный и жестокий памфлет против фаворитки дофина, написанный им для сего случая по-латыни, дабы, и школяр, и престарелый клирик из рядов католического духовенства в равной степени могли насладиться безобразием презренной особы из Пуатье. „…Во рту у тебя едва ли остался хоть зуб, а блохами полон весь рот. Гнездятся, роятся они, пока ты раскрашиваешь лицо искусственными румянами, вставляя в рот фальшивые зубы“ Ну что ж, скрывай и впредь свои седины под накладными волосами и пышными париками, надейся, что молодые людя последуют за тобой на ложе греха. А если внимательно посмотреть на тебя, так ты просто глупа».
[173]Бретон Ги. История Франции в рассказах о любви. М.: «Мысль». 1993. С. 203.
Тот же самый опытный пасквилянт писал о сорокалетней знаменитой даме: «Это самая безобразная из придворных дам, старуха из старух, самая отвратительная, потасканная и безобразная, как мартышка, и более гнусная, чем волки. В ней нет ничего приятного или элегантного. Да и кому может понравиться пустая отвислая грудь и бесчисленные морщины? Пусть женщина из Пуатье выслушает меня и знает, женщины никогда не возрождаются, со временем они выходят из употребления и ?однажды упав, уже не поднимаются».
Эти «отвратительные» слова, достойные какого-нибудь ученика дьявола, а вовсе не галантного кавалера, привыкшего услужить дамам, были, как это ни странно, не настолько далеки от истины. И если позволено автору этих строк (и этой книги) вынести свое суждение по вышеуказанному предмету, то в свидетели он отважится взять живописцев той поры, чьей кисти принадлежали портреты госпожи д’Этамп, Дианы де Пуатье, Луизы Савойской, Маргариты Наваррской, Клод Французской и многих других дам французского двора тех времен. Так вот, на свой страх и риск, он осмелится утверждать, что красота так мало любимой Франциском I королевы Клод, так мало обращавшая на себя внимание поэтов и художников того времени, во много раз превосходила «прославленную» красоту Дианы де Пуатье. Наблюдение странное, но уже в силу своей необычности заслуживающее особого примечания.
Что же касается оскорбленной Дианы, то в ответ она обвиняет фаворитку в том, что та активно и очень часто прибегает к зельям и колдовским чарам, чтобы привлечь к себе все новых любовников, и тем истощает их силы. Среди любовников, которых Диана приписывала Анне, на этот раз был и писатель-протестант Теодор де Без. И в самом деле, этот ученик Кальвина (1509–1564), одного из крупнейших после Лютера деятелей Реформации, сожительствовал со всеми подряд, вскоре став посмешищем всех вольнодумных поэтов.
Однако, хотя список любовниц Теодора де Беза и в самом деле был длинным, герцогиня д’Этамп там не фигурировала. Эту клевету пустила в ход Диана де Пуатье, желавшая представить фаворитку вдохновительницей протестантизма. «Конечно, — говорит Ги Бретон (но вполне ли ему можно в этом доверять) — самым лучшим вариантом было бы приписать ей интрижку с самим Кальвином, но никто в это просто не поверил бы, ибо всем было известно, что великий реформат предпочитал маленьких мальчиков…» [174] .
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
