Фаворитки
Шрифт:
— Если ты воспротивишься этому, я опечалюсь, но все-таки настою на своем…
Молодой человек схватил свою любовницу за руку, в страшной ярости прошипел:
— Так я более не жених твой? Ты отрекаешься от меня?
— Кто это говорит? Я выйду за тебя замуж… позже… Теперь мне представляется случай обогатиться, я им воспользуюсь.
— Обогатиться!.. Изменница!.. Сделаешься любовницей синьора Рафаэля, разумеется?.. Этот живописец развратник, вся Италия знает это — он содержит куртизанок. Ты тоже хочешь сделаться куртизанкой?..
— По
Форнарина произнесла эти слова, не меняясь в лице: кроме почти неприметного сжатия бровей, ничто в ее чертах не выражало ее страдания, но когда Томазо отпустил ее белую полную ручку, он не мог не заметить на ней синеватых следов своих пальцев.
Он ощутил стыд и сожаление и упал на колени.
— О, прости, прости, Маргарита!.. — пробормотал он с рыданием.
— Я прощаю тебя с условием, — сказала она.
— Каким?
— Пока снова не позову, ты останешься в Альбано.
Бедный юноша в отчаянии заломил руки.
— Ах! Ты… ты, — рыдал он, — хочешь оставить этот дом?
— Я хочу того, чего хочу, но ты должен выбрать одно из двух: или никогда не видеть меня, противясь мне, или увидеться на днях, подчинившись.
— Но то, что ты требуешь, ужасно, Маргарита! Я все-таки твой жених и в качестве жениха имею право…
— Жениться на мне против моей воли?.. Ха! Ха!.. Ха!.. Я тебя не боюсь!.. Да, я не боюсь, что ты насильно поведешь меня к алтарю, хотя ты очень силен…
Форнарина с горькой усмешкой смотрела на свою посиневшую руку.
— А когда ты позовешь меня? — спросил Томазо после некоторого молчания.
— Я ничего не знаю. Быть может, скоро, быть может, нет…
— Но клянешься ли ты, что рано ли, поздно ли — это будет?
— Клянусь.
— И тогда выйдешь за меня замуж?
Усмешка Маргариты стала иронической.
— Если ты захочешь, да! — сказала она.
Томазо встал.
— Хорошо, — сказал он. — Я согласен, но также с условием…
— Каким?
— Ты повторишь мне эту самую клятву в церкви Санта-Мария-дель-Пополо.
— Охотно. Пойдем.
Молодая девушка направилась к двери.
— О! Еще рано! — возразил Томазо, удерживая ее. — У нас есть еще четыре часа ночи… для последнего раза, Маргарита, которые я проведу с тобой…
Маргарита не возражала, она отдалась ласкам своего любовника, которым вскоре начала отвечать с не меньшей страстностью. В жилах этих двух существ, казалось, текла лава, когда они предавались любовным утехам…
Но Томазо обманулся. Мог ли он подумать, что эта женщина, которая, по-видимому, не могла насытиться его поцелуями, перестала его любить?
Она отдыхала рядом с ним, погруженная в сладострастную истому.
— Маргарита! Моя возлюбленная! — сказал он. — Правда, мы не расстанемся, мы не можем расстаться?..
Она вздрогнула, открыла глаза, вскочила с постели и быстро оделась.
— Если мы хотим пораньше отправиться в церковь Санта-Мария-дель-Пополо, то теперь самое время, — сказала она.
Томазо с минуту оставался неподвижен, бледен, суров, и мрачный взгляд его был устремлен в пустоту.
Кто знает, какая злая мысль гнездилась в эту минуту в его мозгу?
Но она приблизилась к нему улыбающаяся…
— Я готова. Идем!..
Он тоже встал, поправил свою одежду и последовал за нею.
Через несколько минут они вошли в церковь, в которой Маргарита принесла своему жениху обет в верности, изменяя ему в то же самое время… Такова ирония судьбы!.. И он, должно быть, в самом деле сильно любил Маргариту, ибо при всем унижении для себя он не убил ее, а принял от нее столь постыдное обещание…
Итак, вы теперь знаете Форнарину, любовницу Рафаэля, которую многие писатели изображали наивным ребенком…
Наивный ребенок был просто-напросто бесстыдной и порочной женщиной…
Прежде чем соединиться с мужчиной из ее среды, судьбе было угодно, чтобы пред ней внезапно открылась перспектива, полная наслаждений и радости, о которых, быть может, она не раз мечтала, но обладать которыми, наверное, никогда не надеялась. Она не колебалась и без жалости, без стыда тотчас же сказала своему жениху: «Я тебя не желаю!..»
И из объятий одного бросилась в объятия другого.
Но таково уж было в то время растление нравов в Риме, как и во Флоренции, в Неаполе, в Венеции, поразившее все классы общества, что поступок Форнарины, весело бросавшей мужа, чтобы отдаться любовнику, не имел в себе ничего предосудительного.
Убийство, безумная роскошь, мотовство, распутство были тогда обычными явлениями во всей Италии. Дрались за каждое слово, чтобы затмить соперника, бросали целое состояние, чтобы понравиться куртизанке, жертвовали своей кровью, даже своей честью.
То было время разнузданных страстей, разврата и бесстыдства — время это охватывает собой почти четыре века!
Рафаэль ждал Форнарину у двери в сад, выходившей к Тибру, к которой она обещала прийти в четырнадцать часов, то есть в девять утра по-нашему: она была точна. И уже весьма опытная в любовных делах, как должна была она обрадоваться тому восторгу, который при встрече с ней объял нетерпеливого художника. Совершенно верно, что часто любят сильнее за воображаемые достоинства, чем за действительные. Рафаэль желал, чтобы эта молодая девушка была невинной и сберегла бы для него первого возможность сладостного греха. Она не любила своего жениха, стало быть, не могла еще согрешить… Только из скромности, быть может, с легкой примесью кокетства, она не отвратила своих губок от губ, ее умолявших…