Фаворитки

де Кок Анри

— Порадоваться?.. Почему?..

— Потому что я избавлю вас от большой опасности.

— От большой опасности?.. От какой?..

— Сюда проник вор, быть может, даже убийца, от ножа которого вы должны были погибнуть.

— Вор? Убийца?

— Да! Но, к сожалению, слуги мои спали и не предупредили меня, зато теперь этот негодяй падет от моих рук! Он там, в этом кабинете. Он не выйдет оттуда живой!

Произнеся эти слова, Альбукерк бросился к уборной. Герцогиня хотела его удержать, но было поздно! Герцог уже находился в секретном

приюте, где, размахивая направо-налево своей тростью, кричал:

— А, разбойник! Ты не ожидал, что тебя найдут! Вот тебе, грабитель!.. Вот тебе, злодей!.. А! Ты хотел убить мою жену!..

— Остановитесь, герцог! — вскричал Оливарес, бросаясь к Альбукерку, трость которого он с трудом смог удержать. — Остановитесь, или вы ответите за оскорбление его величества! Здесь нет воров, здесь король и его первый министр — Гаспар де Гусман, граф-герцог Оливарес!..

Альбукерк не ответил ничего, но направился к будуару.

Филипп IV вышел из уборной, сопровождаемый Оливаресом. Король был бледен, но той бледностью, которая вовсе не выражала ярости мщения. В глубине души он извинял поведение обманутого мужа. Король искоса взглянул на этого человека: такой же бледный, с поникшей головой, с опущенными долу глазами. Герцогиня, закрыв лицо руками, плакала в углу.

Потом, не сказав ни слова, король взял под руку своего фаворита и ушел.

На другой день утром герцог Альбукерк получил предписание немедленно выехать в Бразилию. Его жена включалась в свиту ее величества императрицы, и герцог должен был ехать один.

В то время когда мы начинаем свой рассказ, то есть 20 сентября 1628 года, герцог Альбукерк уже четыре месяца познавал Бразилию.

И ровно четыре месяца, вопреки своему обычному непостоянству, Филипп IV познавал любовь с прекрасной герцогиней Элеонорой в Испании.

Однако вот уже три или четыре недели, как пламень любовников, по-видимому, потух, герцогиня стала мечтательной, рассеянной возле короля, король стал менее нежен с герцогиней.

Любовь умерла…

Кто же сожалел о ее кончине? Не тот, о ком вы думаете.

20 сентября, вечером, от скуки в Эскуриале Филиппу пришла фантазия провести часок с женой в Прадо — королевской резиденции, в двух лье от столицы, где королева жила летом.

В то же время это был для него случай поцеловать руку герцогини Альбукерк, которую он не видел уже четыре дня. В сопровождении одного пажа он поехал верхом.

Достигнув решетки Прадо — вечер был великолепный, — король соскочил с лошади, решив дойти пешком до дворца через парк.

Лакей отвел лошадей в конюшню, за королем следовал только паж.

Причиной этого каприза было вот что.

Филипп IV, как мы сказали, страстно любил театр, он сам сочинял комедии. Еще со вчерашнего вечера он почувствовал литературные позывы: он сочинял план нового произведения, названного «Умереть за свою даму», над которым он трудился, изощряя все свои поэтические способности.

И если ему захотелось пройти

пешком через парк Прадо, то не для того, чтобы поупражняться в ходьбе, а чтобы придать своей музе, — оживляемой вечерним воздухом и ароматом цветов, — некое парение, которым она, конечно, поспешила бы воспользоваться.

Паж, ребенок лет четырнадцати по имени Мариано, который, как умный мальчик, угадал намерения своего короля, шел позади него на цыпочках.

И Филипп не мог пожаловаться на свое уединение. «Умереть за свою даму» вполне развертывалась в его воображении. Еще одна или две сцены — и комедия будет готова. Но зато если поэт был доволен, то король мог оказаться недовольным в самом скором времени.

Увлекая короля, поэт вел его по прелестным маленьким дорожкам, которые все более и более удаляли его от дворца.

Если б это продолжилось, поэт достиг бы своей цели, но король, заблудившись в парке, должен был бы отказаться на этот вечер от удовольствия видеть свою супругу.

Именно в эту минуту его величество приближался к вязовой и дубовой роще, довольно обширной.

«Если мы войдем в нее, мы погибли, — подумал Мариано. — Нам не выйти!»

Но вдруг паж и король одновременно остановились, услышав чей-то шепот, доносившийся из беседки дикого винограда. Шепот этот принадлежал двум голосам. Мужскому и женскому…

Поэт уступил любопытству короля, пожелавшего узнать, кто таким образом изъяснялся в любви — ночью, в саду одной из его резиденций?

Знаком он приказал пажу молчать и проник в беседку, но стоило ему лишь заглянуть туда, как крик ярости вырвался из его груди. Это герцогиня Альбукерк, его любовница, была там с одним из первых его сеньоров, с герцогом Медина де ла Торресом.

При крике короля, при его внезапном появлении виновные бросились в глубину беседки. Филипп выхватил кинжал. Но при известных обстоятельствах, в самые трудные минуты, он реже всего бывал злым.

Ему говорили: «Герцогиня вам изменяет», — он смеялся. Он уже не любил ее. Но быть обманутым ею?! Нет, он убьет ее.

— Государь!.. Государь!.. Помилосердствуйте!

Эти слова произнес маленький паж, обнимая колени своего короля.

Герцогиня Альбукерк всегда была милостива к нему, он не хотел, чтобы ее убивали.

Филипп вложил свой кинжал в ножны и, обращаясь к герцогу и герцогине, сказал:

— По крайней мере, сеньор и сеньора, такие вещи делаются у себя дома, а не у королевы!

Тем все и кончилось; он повернулся спиной к чете, слишком счастливой, что отделалась так дешево.

Но направляясь вправо, ко дворцу, Филипп не без некоторой горечи процедил сквозь зубы:

— И это в тот момент, когда я стараюсь доказать, как хорошо умереть за свою даму! Нет! Ради этой умирать не стоит!..

Так у Филиппа не стало любовницы. Понятно, что только от него зависело заменить неблагодарную Элеонору. При его дворе не было недостатка в желающих иметь счастье принадлежать королю.