Фавориты Фортуны
Шрифт:
— Исключено. Твой отец — человек Карбона.
— Нет, это не так. Он сам по себе.
Никогда прежде не осмеливалась она возражать ему, тем более спорить. Помпей начинал терять терпение.
— Послушай, Антистия, у меня есть более важные дела, чем препираться тут с тобой. Ты — моя жена, а это значит, что ты останешься в моем доме.
— Где твой управляющий ухмыляется мне в лицо и оставляет в темноте. Где у меня нет собственных слуг и никого, кто бы составил мне компанию.
Она старалась казаться спокойной и разумной, однако внутренне начала паниковать.
— Полная ерунда!
— Это
— Ну конечно! — подтвердил он, удивленный ее беспросветной глупостью.
От удивления ее глаза расширились.
— Ты находишь естественным, что они смотрят на меня свысока?
Он пожал плечами:
— Моя мать была из рода Луцилиев, как и моя бабушка. А кто ты?
— Хороший вопрос. И кто же я?
Помпей видел, что она сердится, и это разозлило его. Женщины! Ему предстояла его первая большая война, а это ничего не значащее существо намеревается разыграть здесь целую драму! Неужели все женщины такие безмозглые?
— Ты — моя первая жена.
— Первая жена?
— Временная мера.
— О, я понимаю, — с расстановкой сказала она. — Временная мера. Дочь судьи, ты имеешь в виду.
— Ну, ты же всегда это знала.
— Но ведь это было уже давно… Я думала, что все позади, что ты любишь меня. Я — из сенаторской семьи, меня нельзя назвать неподходящей.
— Для обычного человека — да. Но для меня ты недостаточно хороша.
— О Магн, откуда у тебя такое самомнение? Так вот почему ты ни разу не излил в меня свое семя? Потому что я недостаточно хороша, чтобы стать матерью твоих детей?
— Да! — рявкнул он, направляясь к двери.
Она последовала за ним со своей жалкой маленькой лампой.
Теперь Антистия была слишком разгневана для того, чтобы заботиться о том, что ее могут услышать.
— Но я была достаточно хороша для тебя, когда Цинна охотился за твоими деньгами!
— Мы уже покончили с этим, — торопливо отозвался он.
— Как же удобна для тебя смерть Цинны!
— Она удобна для Рима и для всех римлян!
— Ведь это ты приказал убить Цинну!
Слова эхом отскочили от каменной стены коридора, который был так широк, что по нему могла пройти целая армия. Помпей остановился.
— Цинна умер в пьяной драке с ленивыми рекрутами.
— В Анконе, в твоем городе, Магн! В твоем городе! И сразу же после того, как ты уехал туда, чтобы повидаться с ним! — крикнула она.
Она еще сохраняла самообладание — и вдруг оказалась прижатой к стене. Руки Помпея лежали на ее горле. Не сжимали. Просто лежали.
— Никогда больше не говори этого, женщина, — мягко произнес он.
— Так говорит мой отец! — удалось вымолвить ей.
Во рту у нее пересохло. Руки мужа слегка сжали ей горло.
— Твой отец не очень-то любил Цинну. Но он и Карбона не сильно жаловал, вот поэтому для меня было бы большим удовольствием убить его. Но я не получу удовольствия, если убью тебя. Я не убиваю женщин. Держи язык за зубами, Антистия. Смерть Цинны не имеет ко мне никакого отношения. Это был просто несчастный случай.
— Я хочу уехать к родителям в Рим!
Помпей выпустил ее и оттолкнул от себя.
— Ответ —
Он ушел, кликнув управляющего. Издалека она слышала, как он отдавал распоряжения тому отвратительному человеку: Антистии воспрещается покидать пределы Помпеевой крепости, когда он уедет на свою войну. Дрожа, Антистия медленно возвратилась в спальню, которую делила с Помпеем два с половиной года как его первая жена — как временное средство для достижения цели. Недостаточно хороша, чтобы быть матерью его детей. И как это она не догадалась об этом раньше, когда вновь и вновь удивлялась, почему он всегда в последний момент выскальзывает из нее, оставляя на ее животе слизистую лужу?
Слезы подступили к глазам. Скоро они потекут, а раз они вырвутся на волю, их будет не остановить часами. Разочароваться в возлюбленном, прежде чем уйдет любовь, — ужасно.
Донесся еще один из тех холодивших душу варварских кличей и наконец голос Помпея:
— Я ухожу на войну, я ухожу на войну! Сулла высадился в Италии, и это — война!
Рассвет едва занялся, когда Помпей в блестящих серебряных доспехах, сопровождаемый своим восемнадцатилетним младшим братом и Варроном, привел небольшую группу чиновников и писцов на рыночную площадь Авксима. Там, в самом центре, он укрепил штандарт своего отца и стал с плохо скрываемым нетерпением ждать, когда за сборными столами рассядутся секретари, разложат листы бумаги, заострят тростниковые перья, разведут чернила в каменных чернильницах.
К тому времени как все было готово, собралась такая большая толпа, что площади не хватило, и люди толпились на ближайших улицах и аллеях. Легкий и гибкий, Помпей вскочил на переносной подиум и встал под штандарт Помпея Страбона с изображением дятла.
— Настала пора! — крикнул он. — Луций Корнелий Сулла высадился в Брундизии, чтобы претендовать на то, что принадлежит ему по праву, — властные полномочия, триумф, привилегию возложить свои лавры к ногам Юпитера Наилучшего Величайшего в Римском Капитолии! В прошлом году, как раз в это время, другой Луций Корнелий, прозванный Цинной, находился недалеко отсюда, пытаясь завербовать для себя ветеранов моего отца. Это ему не удалось. Вместо этого он умер. Сегодня вы видите меня. И сегодня я вижу многих ветеранов моего отца. Я — наследник Страбона! Его люди — это мои люди. Его прошлое — это мое будущее. Я собираюсь в Брундизии драться на стороне Суллы, ибо его дело правое. Кто из вас пойдет со мной?
Коротко и ясно, с восторгом подумал Варрон. Может быть, молодой человек был прав, когда говорил, что мечом, а не словоблудием завоюет консульское кресло. Конечно, в такой толпе он не мог различить ни одного человека, на которого не подействовала бы речь Помпея. Не успел он закончить свое обращение, как женщины стали расходиться, кудахча о скором отъезде своих мужей и сыновей. Одни в отчаянии ломали руки, другие уже прикидывали, что положат в вещевые мешки вместе с запасными туниками и носками. Были и такие, что старательно смотрели в землю, скрывая хитрые улыбочки. Шлепками разгоняя стоявших на пути детей, мужчины бросились к столам. Минуту спустя секретари Помпея уже усердно водили перьями по дощечкам.