Фавориты Фортуны
Шрифт:
Но одного он не учел: что наследник Помпея Страбона, совсем мальчишка, будет иметь наглость набрать три полных легиона из ветеранов своего отца и отправиться на соединение с Суллой! Не то чтобы Карбон всерьез воспринимал молодого человека. Карбона беспокоили три легиона ветеранов. Если они попадут к Сулле, он их использует блестяще.
Это квестор Карбона, Гай Веррес, сообщил Карбону о предполагаемой экспедиции Помпея.
— Мальчишку следует остановить, прежде чем он двинется в путь, — сказал Карбон, нахмурясь. — Какая досада! Мне лишь остается надеяться, что Метелл Пий не уйдет из Лигурии, пока я не расправлюсь с молодым Помпеем, а консулы смогут совладать с Суллой.
— С молодым Помпеем справимся быстро, — уверенно заметил Гай Веррес.
— Согласен, но это не
Легатов Карбона было никак не найти. Веррес бегал из одного конца лагеря в другой — слишком долго, Карбону это не понравится. Пока Веррес разыскивал легатов, много мыслей пронеслось у него в голове, но ни одна из них не была о наследнике Помпея Страбона. Нет, все его думы — о Сулле. Хотя они с Суллой никогда не встречались лично (не возникало повода, поскольку его отец был заднескамеечником в Сенате, а сам он служил во время Италийской войны у Гая Мария, а потом у Цинны), Веррес помнил, как выглядел Сулла, когда тот шагал в процессии во время своей инаугурации в должность консула. Сулла произвел на Верреса огромное впечатление. Поскольку по натуре Веррес не был военным, ему и в голову не приходило отправиться с Суллой на восток. К тому же Рим Цинны и Карбона не казался ему невыносимым. Верресу нравилось быть там, где водятся деньги, ибо ему свойственны высокие запросы в области искусства и очень большие амбиции. Но теперь, разыскивая легатов Карбона, он подумал: «А не пора ли сменить лагерь?»
Строго говоря, Гай Веррес являлся скорее проквестором, срок его квесторства истек в конце года. Он до сих пор выполнял обязанности квестора только благодаря Карбону. Тот был настолько доволен работой Верреса — своего личного выдвиженца, что взял его с собой, когда ушел управлять Италийской Галлией. А поскольку в функции квестора входил учет финансов и счетов начальника, Гай Веррес обратился в Казначейство и от имени Карбона получил сумму в 2 миллиона 235 тысяч 417 сестерциев. Это жалованье, упакованное до последнего сестерция, должно было покрыть все расходы Карбона — плату легионам, снабжение их продовольствием, обеспечение надлежащих условий для себя, своих легатов, слуг, квестора, — и оплатить стоимость тысячи других мелочей, не входящих в разряд перечисленных.
Хотя апрель еще не кончился, более полутора миллионов сестерциев уже было потрачено, а это означало, что вскоре Карбон должен будет опять обратиться в Казначейство. Его легаты жили на широкую ногу, а сам Карбон уже давно привык считать общественные ресурсы Рима своими. Не говоря уже о Гае Верресе. Он тоже обмакивал пальцы в горшок с медом, прежде чем глубоко запустить руку в мешок с деньгами. До сих пор ему удавалось удерживать свое казнокрадство в скромных пределах, но, взглянув на свое положение по-новому, он решил: больше нет смысла оставаться скромным! И как только Гай Веррес увидит спину Карбона, уходящего, чтобы расправиться с тремя легионами Помпея, он тоже смоется. Время менять хозяев.
Так он и поступил. Карбон взял с собой только четыре легиона — без кавалерии — и ушел на рассвете, чтобы встретиться с наследником Помпея Страбона. Солнце еще не поднялось высоко, когда Гай Веррес тоже отбыл. Он был совсем один, не считая его личных слуг. И он не последовал за Карбоном на юг. Дорога вела его в Аримин, где в шкафах местного банкира хранились все финансы Карбона. Только два человека обладали полномочиями изъять их: правитель Карбон и его квестор Веррес. Наняв двенадцать мулов, Веррес забрал в общей сложности сорок семь кожаных мешков, по полталанта Карбоновых денег в каждом, и погрузил их на мулов. Ему даже не потребовалось давать никаких объяснений. Известие о высадке Суллы достигло Аримина быстрее летней грозы, и банкир знал, что Карбон был на марше с половиной своей пехоты.
Задолго до полудня Гай Веррес исчез с шестьюстами тысячами сестерциев официального денежного пособия Карбона, направляясь в противоположную сторону: сначала в свои поместья в долине верхнего Тибра, а потом — с двадцатью семью талантами серебряных монет — туда, где он мог найти Суллу.
Не зная, что его квестор покинул лагерь, сам Карбон двигался
Когда Помпею сообщили о приближении Карбона, он издал радостный возглас и сразу же собрал своих солдат.
— Ради первого сражения нам даже не понадобилось покидать нашу землю! — кричал он. — Сам Карбон идет к нам из Аримина, и он уже проиграл! Почему? Потому что он знает, что командую вами я! Вас он уважает. Меня — нет. Что, разве он понимает, что сын Мясника знает, как рубить кости и резать мясо? Нет, Карбон — дурак! Он думает, сын Мясника слишком изнежен, чтобы пачкать руки кровью, занимаясь отцовским ремеслом. Он не прав! И вы знаете это, и я знаю это. Так давайте же проучим Карбона!!
И они проучили Карбона. Его четыре легиона подошли к Эзису, сохраняя строй, и ожидали, пока разведчики найдут переправу через реку, вздувшуюся после весеннего таяния снегов в Апеннинах. Карбон считал, что Помпей все еще находится в своем лагере. Таково было его презрение к мальчишке, что ему и в голову не пришло, что Помпей может находиться совсем близко.
Разделив свои силы и послав половину через Эзис задолго до прихода Карбона, Помпей напал в тот момент, когда два из Карбоновых легионов переходили реку, а два уже готовились к переправе. Помпей взял Карбона в клещи и одновременно атаковал с обоих берегов, неожиданно появившись из-за деревьев. Ветераны сражались, чтобы доказать: сын Мясника знает ремесло даже лучше отца. Вынужденный выполнять роль полководца и оставаться на южном берегу реки, Помпей не мог сделать того, чего хотел больше всего, — встретиться с Карбоном лично. Полководцы, говорил ему отец много раз, никогда не должны покидать базовый лагерь — на случай, если сражение пойдет не по намеченному плану и придется срочно отступить. Так что Помпей должен был следить за тем, как Карбон и его легат Луций Квинтий собирают два легиона, оставшихся на их берегу реки Эзис, и стремительно удирают в сторону Аримина. Из тех, кто был на берегу Помпея, не выжил никто. Сын Мясника действительно знал толк в семейном ремесле. Он ликовал.
А теперь настало время идти к Сулле!
Два дня спустя, сидя на крупном белом коне, о котором он говорил, что это общественная лошадь, — конь так назывался потому, что его дало государство, — Помпей привел свои три легиона в земли, несколько лет назад враждебно настроенные по отношению к Риму. Там жили пицены, вестины, марруцины, френтаны — народы полуострова, которые боролись, чтобы освободить италийских союзников от их долгой зависимости от Рима. В том, что тогда они потерпели поражение, виноват прежде всего человек, к которому сейчас направлялся Помпей, — Луций Корнелий Сулла. Тем не менее никто не пытался препятствовать продвижению армии, наоборот, некоторые выражали желание вступить в армию Помпея. Сообщение о победе над Карбоном опередило Помпея, а италики были военными до мозга костей. Пусть борьба за Италию проиграна, существуют и другие цели. Общее настроение заставляло их быть скорее на стороне Суллы, нежели на стороне Карбона.
У всех было приподнятое состояние духа, когда маленькая армия покидала побережье у Буки и направлялась по очень хорошей дороге на Ларин в Центральной Апулии. Минули две восьмидневки между рыночными днями, когда восемнадцатитысячная армия Помпея подошла к Ларину, небольшому процветающему городку в центре богатой сельскохозяйственной и скотоводческой области. Все сколько-нибудь значимые граждане Ларина присутствовали в делегации, которая приветствовала Помпея. Они постарались устроить так, чтобы он быстрее шел дальше.