Фавориты Фортуны
Шрифт:
На закате две галеры и торговое судно, которое они эскортировали, повернули к берегу, к одной из бесчисленных одинаковых бухточек. Их отбуксировали по песку, пока они не достигли берега. Только когда Цезарь спрыгнул на землю и пошел по зыбучему песку, он увидел то, что нельзя было увидеть со стороны моря, — утес в глубине бухты. На самом деле это были два утеса, выступ одного скрывал пространство между ними, а позади них располагалась большая полая низина. Убежище пиратов!
— Сейчас зима, и пятьдесят талантов, которые мы
Пираты уже устанавливали валики под носы галер и грузового судна. Цезарь и Полигон наблюдали, как три корабля тащили по песку, затем влекли между утесами и устанавливали на стоянку на подпорках в скрытой долине.
— Ты всегда так делаешь? — спросил Цезарь.
— Нет, если мы приходим сюда ненадолго, но такое бывает редко. Пока мы в море, мы не заходим домой.
— У вас здесь все продумано, — одобрительно заметил Цезарь.
Низина была, наверное, полторы мили в ширину и около полумили в длину, приблизительно овальная по очертаниям. В самом дальнем ее конце небольшой водопад стекал с невидимых высот в пруд. Пруд превращался в поток, который устремлялся в бухту. С моря ничего этого не было заметно. Пираты — а может, и матушка-природа — проделали узкий канал для потока в самом конце песка, под утесом.
Добротно построенный и правильно организованный город занимал большую часть долины. Каменные дома в три-четыре этажа стояли вдоль улиц, усыпанных гравием. Несколько очень больших каменных зернохранилищ и складских помещений располагались напротив корабельной стоянки. Рыночная площадь с храмом являлась центром общественной жизни.
— Сколько у тебя людей? — спросил Цезарь у Полигона.
— Включая жен, любовниц и детей — а также любовников для некоторых мужчин! — около полутора тысяч. Да еще рабы.
— И сколько же рабов?
— Тысячи две или около этого. Сами мы ничего не делаем, — гордо ответил Полигон.
— Я удивлен, что рабы не бунтуют, когда вас нет. Или любовницы и любовники — грозные воины?
Вожак презрительно засмеялся:
— Мы не дураки, сенатор! Каждый раб постоянно прикован цепью. А поскольку нельзя убежать, зачем бунтовать?
— Меня бы это не остановило, — сказал Цезарь.
— Тебя поймали бы при нашем возвращении. Здесь нет свободного корабля, на котором ты мог бы уплыть.
— А может быть, это как раз я поймал бы тебя по возвращении.
— Тогда я очень рад, что все мы будем здесь, пока не придет твой выкуп, сенатор, и ты не поднимешь восстания.
— Ну-у! — разочарованно протянул Цезарь. — Ты хочешь сказать, что я отдам тебе пятьдесят талантов и мне даже не предложат женского общества, пока я жду выкупа? Мужчины меня не возбуждают, но среди женщин я знаменит.
— В этом я не сомневаюсь, если ты предпочитаешь
— Есть ли библиотека в этой замечательной маленькой гавани?
— Немного книг сыщется, но мы не ученые. Они подошли к просторному дому.
— Это мой дом. Ты останешься здесь — я предпочитаю, чтобы ты находился у меня на глазах. Конечно, для тебя приготовлены отдельные апартаменты.
— Ванна сейчас очень не помешала бы.
— Поскольку у меня все удобства, достойные Палатина, ванна тебе будет, сенатор.
— Я бы хотел, чтобы ты звал меня Цезарь.
— Хорошо, пусть будет Цезарь.
Комнат оказалось достаточно, чтобы поместить там Деметрия, двух писарей и самого Цезаря, который вскоре нежился в ванне нужной температуры, чуть горячее тепловатой.
— Деметрий, ты должен будешь меня брить и выщипывать волосы на моем теле, пока мы здесь, — распорядился Цезарь, расчесывая свои светлые волнистые кудри, свисавшие из-под венца. Он положил зеркало, сделанное из чеканного золота, инкрустированного драгоценными камнями, и покачал головой. — В этом доме хранится целое состояние.
— Они награбили много состояний, — отозвался Деметрий.
— И без сомнения, накопили много трофеев. Не во всех домах живут люди. Кое-где просто склады.
Цезарь ушел, чтобы присоединиться к Полигону в столовой. Угощение подавали отличное и разнообразное, вино было великолепно.
— У тебя хороший повар, — похвалил Цезарь.
— Я смотрю, ты мало ешь и совсем не пьешь вина, — заметил Полигон.
— Я равнодушен ко всему, кроме моей работы.
— И даже к женщинам?
— Женщины — это тоже работа, — ответил Цезарь, вытирая руки.
— Никогда не слышал, чтобы о них так говорили, — засмеялся Полигон. — Ты чудак, Цезарь, — отдавать всего себя работе. — Он похлопал себя по животу и понюхал содержимое бокала из горного хрусталя. — Что касается меня, единственное, что мне нравится в пиратстве, — это восхитительная жизнь, которую оно мне предоставляет, когда я не в море. Но больше всего я люблю хорошее вино!
— Не то чтобы мне не нравился вкус вина, — сказал Цезарь. — Мне очень не по душе, что теряется способность соображать, и я замечаю, что даже половина кубка разбавленного вина притупляет остроту ума.
— Но когда ты просыпаешься, ты снова целый день хорошо себя чувствуешь! — воскликнул Полигон.
Цезарь усмехнулся.
— Не обязательно.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, дорогой мой, я проснусь совершенно трезвый, в полном здравии, как обычно, утром того дня, когда приплыву сюда с флотом, захвачу это место и всех вас. Уверяю тебя: увидев тебя в цепях, я буду чувствовать себя гораздо лучше! Но даже это относительно. Ибо в тот день, когда я распну тебя, Полигон, мне будет так замечательно, как никогда не бывало раньше!