Фавориты Фортуны
Шрифт:
— Конечно, больше, чем я могу позволить себе, — спокойно ответил Цезарь.
— Тогда ты расточитель, — только и сказал Сулла.
Цезарь пожал плечами:
— Деньги — это инструмент, Луций Корнелий. Мне все равно, есть они у меня или нет. Возможно, ты находишь, что деньги существуют для того, чтобы их копить. Я считаю, что деньги должны находиться в постоянном движении. Иначе они застаиваются. Так же и экономика. Отныне все деньги, которые встретятся на моем пути, я буду тратить на мою карьеру.
— Это прямой путь к банкротству.
— Я всегда справлюсь, — спокойно ответил Цезарь.
— Почему ты так уверен?
— Потому что я — любимец Фортуны.
Сулла вздрогнул:
— Это я — любимец Фортуны! Это мне сопутствует удача! Но помни: за удачу приходится платить. Фортуна — ревнивая и требовательная любовница.
— Но зато самая лучшая! — воскликнул Цезарь и засмеялся так заразительно, что все замолчали.
Многие из присутствующих надолго запомнят этот смех Цезаря и часто будут потом вспоминать — не потому, что у них возникли какие-то предчувствия, а потому, что он обладал двумя особенностями, которых они не имели: он был молод и красив Конечно, он не мог уйти, пока прием не покинет последний гость, а разошлись все много часов спустя. К тому времени Цезарь успел составить свое мнение о каждом из присутствующих. Таков уж был склад его ума — всегда откладывать в памяти все с чем сталкивался. Да, интересная компания — таков был его вердикт.
— Но я не увидел никого, с кем захотел бы подружиться, — сказал он Гаю Матию на рассвете следующего дня. — Ты не захочешь пойти со мной? Ведь ты должен отслужить свои десять кампаний.
— Нет, спасибо. Не хочу уходить так далеко от Рима. Я подожду назначения. Надеюсь, это будет Италийская Галлия.
Прощание оказалось долгим. В душе желая как можно скорее с ним покончить, тем не менее Цезарь вынес все с терпением, на какое был только способен. Самое худшее во всем этом оказалось желание многих пойти с ним, хотя он наотрез отказался взять с собой кого-либо, кроме Бургунда. Его двое личных слуг были только что куплены — прекрасное начало с людьми, не знающими его матери.
Наконец он простился с Луцием Декумием и его сыновьями, братьями из таверны перекрестка, Гаем Матием, слугами матери, Кардиксой и ее сыновьями, сестрой Ю-ю, женой, матерью. Затем Цезарь оседлал своего ничем не примечательного мула и уехал.
ЧАСТЬ III
ЯНВАРЬ 81 г. до P. X. — АВГУСТ 80 г. до Р. X.
Не прошло и двух месяцев, как Сулла решил, что Рим привык к присутствию проскрипционных списков. Массовое убийство осужденных оказалось чуть более утонченным, чем резня, устроенная Марием в течение нескольких дней его седьмого консульства. Улицы Рима не были залиты кровью, не громоздились груды тел на Нижнем Римском Форуме. Тела осужденных (Сулла запретил хоронить жертвы и совершать над ними погребальные ритуалы) тащили мясными крюками, зацепив за грудину, к Тибру и бросали в его воды. Только головы складывали на Нижнем Римском Форуме по периметру общественного фонтана, известного под названием Сервилиева бассейна.
Когда набралось достаточное количество имущества, конфискованного для государства администратором Хрисогоном, появились несколько новых законов: вдова поименованного в списке не могла вступить во вторичный брак; восковые маски Гая Мария и младшего Мария, Цинны или его предков нельзя демонстрировать на семейных похоронах.
Дом Гая Мария продали на аукционе Сексту Перквитину, внуку человека, создавшего состояние этой семьи, и соседа Мария. Теперь там размещались произведения
Сначала на аукционы, проводимые Хрисогоном, выставлялись поместья внесенных в списки. Зажиточные покупатели платили за эти земли высокую цену, но постепенно денег для покупки делалось все меньше, так что к десятому аукциону цены быстро упали. Именно тогда Марк Красс стал набавлять цену. Действовал он хитро. Вместо того чтобы биться за лучший лот аукциона, он выбирал наименее желаемые поместья и покупал их по очень низкой цене. Луций Сергий Катилина действовал более грубо.
Он информировал Хрисогона о подслушанных предательских разговорах или действиях, и таким образом ему удалось включить в списки сначала своего старшего брата Квинта, а затем и своего зятя Цецилия. Брат был отправлен в ссылку, а зять умер. Катилина обратился к Сулле, чтобы тот издал специальный закон о наследовании, аргументируя тем, что ни в одном случае он не упомянут в завещании и не являлся прямым наследником осужденных — у обоих остались сыновья. Когда Сулла удовлетворил его просьбу, Катилина стал богатым, не потратив на аукционах ни сестерция.
Поэтому когда Сулла отмечал свой триумф в последний день января, не только погода стояла холодная. В Риме было прохладно еще и в переносном смысле. Простой люд вышел на улицы, чтобы оказать честь диктатору, но всадники остались дома, очевидно полагая, что, если Сулла или Хрисогон увидят выражения их лиц, они окажутся в следующем же проскрипционном списке. Диктатор продемонстрировал трофеи и дань от Азии и царя Митридата, стараясь при этом скрыть тот факт, что окончание войны было как поспешным, так и преждевременным. Поэтому, учитывая богатства неприятеля, трофеи разочаровывали.
На следующий день Сулла устроил выставку, показав то, что захватил у молодого Мария и Карбона. Он не забыл сообщить зрителям, что эти вещи следует вернуть в храм и людям, у которых все это было отобрано. В этот день возвращенные ссыльные — Аппий Клавдий Пульхр, Метелл Пий, Варрон Лукулл и Марк Красс — шли не как сенаторы Рима, а именно как возвращенные ссыльные, хотя Сулла тактично отнесся к их чувству собственного достоинства, разрешив им надеть фригийские колпаки, которые обычно носили вольноотпущенники.
Оказалось, что укротить Помпея гораздо труднее, чем примирить Рим с проскрипциями, как понял Сулла за день до своего триумфа. Помпей проигнорировал инструкции диктатора и плыл со всей своей армией из Африки в Италию. Из Тарента он послал Сулле письмо, в котором сообщал, что армия отказалась отпустить его одного, без преданных ему солдат, и он был бессилен остановить эту массовую погрузку (не объяснив при этом, как получилось, что ему удалось набрать так много кораблей для пяти легионов и двух тысяч коней). В конце своего послания он вновь просил разрешения отметить триумф.
Диктатор немедленно отправил с курьером письмо в Тарент, в котором вторично отказывал Помпею в триумфе. А у того просто слюни текли от желания триумфально прошествовать по всему Риму. Тот же курьер доставил ответное письмо, в котором Помпей извинялся за непокорное поведение его армии, которое, как он вновь объяснил, он не мог контролировать. Эти непослушные солдаты упрямо настаивают на том, чтобы их любимому военачальнику позволили отметить заслуженный триумф! Если диктатор откажет опять, то Помпей очень боится, что его непослушные солдаты возьмут решение этого вопроса в свои руки и маршем отправятся в Рим. Сам он — конечно! — сделает все, что в его силах, чтобы не допустить этого.