Фавориты у российского престола

Воскресенская Ирина

Были среди Салтыковых и дипломаты: Михаил Глебович Салтыков («Кривой») много раз был участником переговоров с Польшей и Швецией. В период Смуты он принимал сторону то Лжедмитрия I, то Лжедмитрия II, то, приняв сторону царя Василия Шуйского, выступал против них. Во времена Семибоярщины был послан в качестве главы посольства к Сигизмунду III для избрания на русский престол королевича Владислава Ваза Изменническая деятельность Михаила Глебовича Салтыкова, когда он отправился в Польшу с посольством в 1611 году, вынудила его остаться в Польше, где он и умер в 1618 году. Дети его под фамилией Солтык остались жить в Великом княжестве Литовском, получили там земли и другие пожалования, стали исповедовать католическую веру. Они явились родоначальниками польской фамилии Солтыковых. Вернулись в Россию только его внуки в 1654 году.

Избранник Екатерины II Сергей Васильевич Салтыков, воспитанный за границей и знавший европейские языки, продолжил дипломатическую традицию рода Салтыковых.

В XVII веке род Салтыковых в лице боярина Михаила Михайловича и его брата Бориса возвысился благодаря матери,

находившейся в одном монастыре и очень крепко подружившейся с инокиней Марфой, матерью избранного на престол царя Михаила Феодоровича Задумав еще более приблизиться к царю, выполнив волю его матери, инокини Марфы, — женить царя на княжне Марии Владимировне Долгоруковой, Михаил Михайлович и его брат Борис Михайлович оболгали первую царскую невесту Марию Хлопову, объявив её больной неизлечимой болезнью. Мария Хлопова была сослана на Урал. Через три месяца после свадьбы царица Мария Долгорукова скончалась, и Михаил Феодорович, не забывший свою первую невесту, узнав, что она здорова, потребовал разобраться в этом деле. Когда выяснилось, что в этой интриге виновны братья Салтыковы, что они «государской радости и женитьбе учинили помешку», их сослали в их деревни, а вновь пожалованные им поместья и вотчины передали в казну.

В январе 1684 года род Салтыковых породнился с царствующей династией Романовых: красавица-боярышня Прасковья Фёдоровна (1664–1733), дочь боярина Фёдора-Александра Петровича Салтыкова (ум 1697), была выдана замуж за считавшегося первым царём, за Иоанна V Алексиевича, царствовавшего совместно с братом по отцу — царём Петром I. Она была матерью императрицы Анны Иоанновны и двоюродной бабушкой Анны Леопольдовны, правительницы России при малолетнем императоре Иоанне VI Антоновиче.

После смерти царя Иоанна V Алексиевича царь Пётр заботился о семье брата: навещал Прасковью Фёдоровну с дочерьми в Измайловском дворце, где они жили, перевёз их из Измайлова в Петербург, обеспечил европейское образование царевен, выдал замуж царевен Анну и Екатерину (мать Анны Леопольдовны) за европейских владетельных герцогов, а Прасковью — за И. И. Дмитриева-Мамонова, предка одного из фаворитов Екатерины II — Александра Матвеевича Дмитриева-Мамонова.

В XVIII веке представители рода Салтыковых дослужились до чина генерал-фельдмаршала (I класс Табели о рангах): например, граф Семён Петрович, его сын граф Пётр Семёнович (1696–1742) и его внук граф Иван Петрович (1730–1805). Среди Салтыковых были генерал-аншефы (II класс Табели о рангах), например Иван Алексеевич Салтыков. И трое Салтыковых служили губернаторами древней столицы Москвы. Так, в царствование Петра I губернатором Москвы с 1713 по 1716 год был боярин Алексей Петрович Салтыков. С 6 марта по 5 октября 1730 года московским генерал-губернатором был родной брат царицы Прасковьи Фёдоровны и родной дядя императрицы Анны Иоанновны — Василий Фёдорович Салтыков (1672–1730), который явился первым графом в роду Салтыковых, будучи возведён в графское достоинство императрицей Анной Иоанновной при восхождении её на престол. А в царствование Екатерины II с 15 мая 1763 года по 13 ноября 1771 года пост главнокомандующего, генерал-губернатора Москвы занимал генерал-фельдмаршал, граф Пётр Семёнович Салтыков (1698–1772), тоже состоявший в родстве, правда дальнем, по отцовской линии с императрицей Анной Иоанновной.

Одним из самых известных представителей рода Салтыковых был сын генерал-аншефа Ивана Алексеевича — Николай Иванович (1736–1816), который в течение многих лет состоял попечителем великого князя Павла Петровича, с 1796 года императора Павла I, и был руководителем обучения и воспитания великих князей Александра (будущего императора) и Константина Павловичей. Это был крупный политический и военный деятель, сенатор, член Совета при Высочайшем дворе, президент Военной коллегии, генерал-фельдмаршал, с 1812 года по 1816 год председатель Государственного совета и Комитета министров. В октябре 1790 года по указу Екатерины II он получил титул графа Российской империи с нисходящим потомством, а в августе 1814 года указом Александра I был возведён с нисходящим потомством в княжеское достоинство Российской империи с титулом светлости. Николай Иванович перевёл из армии в дворцовый караул Платона Зубова, способствуя проникновению Зубова к престолу в качестве фаворита Екатерины II, последнего её фаворита.

И в XIX веке, и в начале XX века представители рода Салтыковых занимали самые высокие посты и были отмечены высокими наградами, так что надо признать вполне справедливым замечание П. В. Долгорукова «Ни из одной фамилии не было столько бояр, столько фельдмаршалов и столько начальников Москвы, как из Салтыковых».

Граф Сергей Васильевич Салтыков, представитель этого могущественного аристократического рода, вполне был достоин внимания великой княгини Екатерины Алексеевны, которая, оказавшись в одиночестве и под пристальным взглядом Чоглоковых и других доносчиков Елизаветы Петровны, вынуждена была искать опору при елизаветинском императорском дворе, где все отношения между придворными строились по законам фаворитизма, а потому и её отношения с Салтыковым получили ту же основу. Ей нужна была надёжная поддержка со стороны мужчины из знатного и могущественного рода, а такую поддержку, как считалось в эпоху фаворитизма, женщина может получить только в результате любовной связи. Разумеется, фаворитом должен быть красивый и статный мужчина, достойный любви. Сергей Салтыков соответствовал всем требованиям эпохи.

Чисто женскую стратегию, причём доступную отнюдь не для всех женщин, — очаровать мужчину, а затем пользоваться его покровительством и помощью в делах, Екатерина II в своих «Записках» объяснила так: «Яполучила

от природы великую чувствительность и наружность если не прекрасную, то во всяком случае привлекательную; я нравилась с первого разу и не употребляла для того никакого искусства и прикрас Душа моя от природы была до такой степени общительна, что всегда, стоило кому-нибудь пробыть со мною четверть часа, чтобы чувствовать себя совершенно свободным и вести со мною разговор, как будто мы с давних пор знакомы. По природной снисходительности моей я внушала к себе доверие тем, кто имел со мною дело, потому что всем было известно, что для меня нет ничего приятнее, как действовать с доброжелательностью и самою строгою честностью. Смею сказать (если только позволительно так выразиться о самой себе), что я походила на рыцаря свободы и законности; я имела скорее мужскую, чем женскую душу; но в том ничего не было отталкивающего, потому что с умом и характером мужским соединялась во мне привлекательность весьма любезной женщины. Да простят мне эти слова и выражения моего самолюбия: я употребляю их, считая их истинными и не желая прикрываться ложною скромностью. Впрочем, самое сочинение это должно показать, правду ли я говорю о моем уме, сердце и характере. Я сказала о том, что я нравилась, стало быть, половина искушения заключалась уже в том самом; вторая половина в подобных случаях естественно следует из самого существа человеческой природы, потому что идти на искушение и подвергнуться ему — очень близко одно от другого. Хотя в голове запечатлены самые лучшие правила нравственности, но, как скоро примешивается и является чувствительность, то непременно очутишься неизмеримо дальше, нежели думаешь. Я по крайней мере не знаю до сих пор, как можно предотвратить это. Может быть, скажут, что есть одно средство — избегать, но бывают случаи, положения, обстоятельства, где избегать невозможно; в самом деле, куда бежать, где найти убежище, как отворачиваться посреди двора, который перетолковывает малейший поступок Итак, если не бежать, то, по-моему, нет ничего труднее, как уклониться от того, что вам существенно нравится. Поверьте, все, что вам будут говорить против этого, лицемерие и основано на незнании человеческого сердца. Человек не властен в своем сердце; он не может по произволу сжимать его в кулак и потом опять давать свободу».

Эта честность признания своей «великой чувствительности» (т. е. чувственности), своего темперамента, свободное рассуждение об интимных ситуациях вполне понятны в атмосфере фаворитизма, царившего в XVIII веке не только при Российском императорском дворе, но и при западноевропейских дворах. Не случайно век восемнадцатый называют галантным (от фр. galant — «изысканно вежливый, чрезвычайно обходительный»). Напомним также, что по-русски синоним слова галант — любовник.

Опыт любви с Сергеем Салтыковым оказался печальным: не только поддержки и верной любви, но и простого уважения со стороны любовника великая княгиня Екатерина Алексеевна не получила По возвращении из Швеции Сергей Салтыков стал относиться к Екатерине холодно и неуважительно: он позволял себе назначать ей свидание и не приходить на него. Однажды он обещал ей прийти на свидание, но, прождав его до трёх часов ночи, она так его и не дождалась. Судя по «Запискам», Екатерина искренно и страстно любила графа Салтыкова и потому сильно переживала его охлаждение. До неё дошли слухи, что в Швеции Салтыков вёл весёлую жизнь и волочился за всеми женщинами подряд, а это показывало, что у него не было к Екатерине настоящего чувства. В этот период её жизни она чувствовала себя особенно одинокой, часто болела и редко бывала при дворе.

В 1755 году в Петербург прибыли английский посланник Уильямс и его протеже, назначенный секретарём английского посольства, граф Станислав-Август Понятовскии, весьма привлекательный двадцатитрёхлетний молодой человек, один из самых блестящих и образованных людей своего времени. Граф Станислав Понятовский в скором времени появился в высшем петербургском кругу, а также и при малом («молодом») дворе, был представлен великому князю Петру Фёдоровичу и великой княгине Екатерине Алексеевне, произвёл на них самое благоприятное впечатление, а потому постепенно стал постоянным посетителем молодого двора. Его посещения обнаружили его особый интерес к великой княгине и вызвали у неё ту «чувствительность», о которой она писала позже. Граф Станислав Понятовский, долгое время проживший в Париже и знавший толк в женщинах, был очарован Екатериной. В своих воспоминаниях он оставил нам словесный портрет великой княгини Екатерины Алексеевны той поры: «Ей было двадцать пять лет. Она лишь недавно оправилась после первых родов и находилась в том фазисе красоты, который является наивысшей точкой ее для женщин, вообще наделенных ею. Брюнетка, она была ослепительной белизны: брови у нее были черные и очень длинные, нос греческий, рот как бы зовущий поцелуи, удивительной красоты руки и ноги, тонкая талия, рост скорее высокий, походка чрезвычайно легкая и в то же время благородная, приятный тембр голоса и смех такой же веселый, как и характер, позволявший ей с одинаковой легкостью переходить от самых шаловливых игр к таблице цифр».

Любовные отношения Екатерины и Понятовского скоро не стали секретом ни для английского посольства, ни для двора, ни для великого князя. Английский посол Уильямс из политических соображений способствовал сближению своего секретаря с великой княгиней. Придворные делали вид, что не замечают этих отношений, тем более что эти отношения не выставлялись напоказ. Лев Нарышкин, будучи в приятельских отношениях и с Понятовским, и с Екатериной, помогал любовникам: по вечерам он в своей карете отвозил Екатерину, переодетую в мужское платье, на место свидания — к своей невестке, жене брата, Анне Никитичне Нарышкиной, а под утро, никем не замеченная, Екатерина возвращалась во дворец.