Файл №107. Лед

Соловьев Дмитрий

— Видимо, один червь не переносит присутствия другого, — сказала Скалли, оторвавшись от фантастического зрелища — боевого танца паразитов. — Если червь вторгается в уже занятого хозяина, паразиты пытаются убить друг друга.

В наш разговор вмешалась успокоившаяся Нэнси:

— Но ведь для размножения нужна вторая особь.

Я покачал головой:

— Не обязательно. Возможен партеногенез.

— Доказательства — под микроскопом, — гнула свое Скалли.

— Эта тварь очень не любит компанию, —

пробормотал я.

— И что ты предлагаешь? — спросила Нэнси у Скалли.

— Можно попробовать справиться с ним, — ответил за Скалли я. — Ввести второго червя в уже зараженное тело.

Скалли кивнула.

— Но, — неуверенно произнесла Нэнси, — мы же не знаем, что будет с носителем, если в его организме передерутся две эти твари.

Я потер подбородок и вопросительно посмотрел на Скалли. Та невесело усмехнулась:

— У нас есть подопытное животное.

Ax, черт, как же я мог забыть про собаку. Я хлопнул себя по лбу. Конечно! Только как поместить червя в живой организм?

Я вспомнил, насколько неглубоким пришлось сделать разрез на шее Медведя. Ввести червя лучше всего через аналогичный разрез.

Далее все было просто. Мы открыли клетку, я накинул на пса толстое одеяло, чтобы он снова никого не тяпнул. Ввел хорошую дозу снотворного. Когда животное отключилось, я осторожно рассек кожу на холке у позвоночника. Нэнси подала пинцет с извивающимся червем, и Скалли аккуратно опустила паразита в разрез.

Червь сразу же скользнул в рану и исчез. Мы все тяжело и прерывисто дышали, словно после тяжелой физической работы.

Поместив пса обратно в клетку, мы снова попытались заняться своими делами, но не смогли — бедное животное притягивало нас, как магнит. Поэтому мы не стали притворяться, что заняты, и сгрудились у клетки.

Через пару минут лежащий на боку пес жалобно заскулил во сне, лапы его конвульсивно задергались. Я поглядел на стоящую рядом Скалли. Она — на меня. Мы не знали, что и подумать. Скорее всего, судороги были вызваны борьбой двух паразитов.

Пес то и дело издавал странные звуки — нечто среднее между лаем и визгом. Лапы его дергались, тело сотрясалось. Наконец он потянулся, мышцы его расслабились, и он, перевернувшись на живот, положил морду на лапы… И, по-видимому, уснул.

Конвульсии, похожие на агонию, продолжались минут десять. И мы не знали — то ли пес снова стал нормальной домашней собакой, то ли изменения психики, вызванные гиперактивной работой гипоталамуса и обильным выделением гормона агрессии, окажутся необратимыми. А главное — мы все еще не могли сказать, перестало ли животное служить переносчиком инфекции.

Я взял стетоскоп, открыл клетку и провел поверхностный осмотр животного.

— Ну, — сказал я, закончив, — похоже, все в порядке.

В эту ночь никто так и не

ушел спать. Все были настолько измотаны и одновременно взбудоражены, что даже мысль о сне не приходила в голову. Немаловажную роль играла и подозрительность. Все трое толклись в центральном отсеке, время от времени заглядывая в клетку, где безмятежно спал пес.

Вскоре Скалли уже завидовала животному. Голова у нее отяжелела, веки норовили сомкнуться. Судя по всему, остальным было не легче. Ходж активно тер ладонями лицо, Да Сильва клевала носом, пару раз звучно приложилась лбом об крышку стола.

К утру Дэйна все-таки уснула. Она успела увидеть какой-то короткий красочный сон, но не запомнила его. Во сне были она, Молдер и еще кто-то очень знакомый. И смеялись.

А потом ее разбудил какой-то странный звук. Скалли резко вскинула голову, с трудом разлепила глаза. Ее тревога была напрасной — остальные тоже спали. И проснулись от одного и того же звука, который донесся из клетки. Прекрасно выспавшийся пес зевал, тихонько поскуливая. Потом поднялся и замахал хвостом. Увидев, что люди обратили на него внимание, он пару раз дружелюбно гавкнул и замахал хвостом еще активнее.

— Интересно, — сквозь зевоту проговорил Ходж, — чего он хочет?

— Наверное, есть, — пожала плечами Скалли.

— Рискнем выпустить? — немного сдавленным голосом спросил он.

Скалли снова пожала плечами. Тогда Ходж взял в руки одеяло, осторожно открыл дверцу клетки, готовый накинуть на пса одеяло при проявлении малейшей агрессии. Да Сильва забилась в угол, глаза ее испуганно блестели.

Но ничего страшного не случилось. Пес дружелюбно обнюхал людей, еще пару раз гавкнул и с аппетитом уплел миску собачьего корма, принесенного Скалли из кухни.

Через некоторое время Ходж сообщил обнадеживающее известие.

— Черви были у него под кожей. Мертвые, — сказал он, вытирая руки. — Я удалил их, как простой жировик.

К этому времени пес уже ни на шаг не отходил от Скалли, признав в ней хозяйку, и та сидела на корточках и почесывала ему загривок. Нэнси Да Сильва перестала шарахаться от животного, но посматривала на него все равно недоверчиво. Как, впрочем, и на Скалли.

— Значит, — произнесла Да Сильва, — метод эффективен.

— Да, — кивнул Ходж, — и его можно применять на людях.

И вдруг повисла томительная пауза. Все смотрели на Скалли. И она понимала — почему.

— Теперь, — прервал затянувшееся молчание Ходж, — надо избавить от червя Молдера.

Скалли молча встала и пошла по коридору туда, где сидел Молдер. Взявшись за засов, Скалли повернулась к Ходжу, шедшему за ней по пятам.

— Сначала я хочу с ним побеседовать, — сказала она. — Попробую уговорить, чтобы он согласился добровольно.