Федька Сыч теряет кличку
Шрифт:
«Индейцы» беспомощно оглянулись по сторонам.
– А где они?
– Да вот же, вот! – ткнул Яшка пальцем на валяющиеся палки и прутья. – Хватайте, Хваннадальсхнукур!
И пошла великая битва. Ребята с остервенением кромсали толстую и крепкую полынь своими «томагавками», а Яшка палил из ружья. Шум, треск, кряхтенье и дикие крики наполнили поле битвы. Яшка, почти срывая голос, орал:
– Йошкар-Ола! Они отступают! Вперед! Аконгагуа!
Котька, краснея от натуги, тоже кричал:
– Шкарала! Акагуа!
Вскоре игра
– Знаете что? – сказал вдруг бледнолицый брат «Черного крыла» Котька. – Айда пошастаем по огородам? Гороху наедимся!
«Индейцы» сразу воспрянули духом. И вот гуськом по глубоким оврагам «Черное крыло», вооруженный «воздушкой», вывел свой отряд на тропу войны. Шли молча. Когда, по подсчетам Яшки, первый забор был уже близко, ребята выбрались из оврага. Оставалось стремительно проскочить пустое пространство, вырвать доску в заборе и – наслаждайся всем, что растет в огороде.
Яшка уже победно выбросил вперед руку, крикнул свой боевой клич «Джомолунгма», и ребята уже готовы были со всех ног кинуться к огородам, как вдруг к ним подошел пожилой человек в пенсне и шляпе. Откуда он появился – никто не мог сказать. Очевидно, занятые своим планом, ребята его просто не заметили.
– Мальчик, – обратился к Яшке человек в пенсне, – это твое такое красивое ружье?
– А чье же? – грубо сказал Яшка и покраснел. Ребята, забыв об огородах, с интересом смотрели на незнакомца.
– Дай я посмотрю, – взволнованно проговорил мужчина. Яшка быстро отвел руку с ружьем за спину.
– Не дам.
– Как же не дашь? Ведь я только взгляну на него.
– А я не хочу, чтобы мое ружье рассматривали всякие… – вызывающе крикнул Яшка. И вдруг стремительно повернулся, кинулся бежать.
Мужчина за ним. Конечно, он не догнал бы длинноногого Яшку, но тот споткнулся и упал.
Мужчина схватил ружье, глянул на приклад и ликующе крикнул:
– Так и есть! Наше ружье! – и, повернув гневное лицо к Яшке, тихо произнес: – Так это ты украл? Так это ты – вор? Посмотри: вот моя пометка!
Яшка вдруг тонко-тонко заплакал и жалобно забормотал:
– Дядя, отпустите меня… Дядя, это не я… Я купил это ружье… Если оно ваше – берите… Дядя…
Ребята, пораженные происшедшим, молча смотрели то на Яшку, то на мужчину.
– Ты глянь, – прошептал кто-то, – а говорил, что ружье из Тулы прислали…
Яшка продолжал униженно умолять, чтобы его отпустили, но мужчина крепко взял Яшку за руку и повел к домам.
– Показывай, маленький негодяй, где ты живешь. Мне надо повидаться с твоими родителями.
Притихшие «индейцы» медленно двинулись за своим полоненным и плачущим вождем. «Черное крыло» был жалким. Он понимал, что ждет его дома и что больше никогда ему не верховодить ребятами.
ГЛАВА 26
Сыч только что приехал с Селиваном Епифановичем из больницы. Щека хоть и не болела, но швы еще не сняли, и лицо было забинтовано.
Крепко полоснул Генка бритвочкой. Почти всю левую щеку раздвоил. Чтобы стянуть рану, хирургу пришлось наложить шесть швов. Операцию Сыч перенес геройски: ни одной слезинки не уронил. Хирург похвалил:
– Молодец. Из таких растут сильные люди.
Сычу хоть и было больно, но после этих слов он и морщиться перестал.
Сыч досматривал журнал, когда зазвонил телефон. Селиван Епифанович снял трубку.
– Слушаю… Ах, это вы! Я жду вас. Заходите, заходите. Конечно. У меня! – Селиван Епифанович улыбнулся Сычу: – Ну, дружок, поздравляю… Тебя ждет большая радость…
Сыч не успел еще ничего спросить, как дверь широко распахнулась, и в кабинет вскочил Андрюшка. Сыч хотел было кинуться к нему, но внезапно остановился: в дверях стоял широкоплечий военный с большими глазами, точь-в-точь как у мамы…
– Дядя Боря! – крикнул Сыч и бросился к военному. Тот на ходу подхватил Сыча под мышки, приподнял и крепко прижал к груди.
– Ах ты, малыш мой… – взволнованно повторял дядя Боря. – Ах ты, малыш…
Сыч заплакал. Плакал от радости, оттого, что все кончено с прежней жизнью, что теперь он может открыто смотреть людям в глаза, что рядом с ним будет всегда дядя Боря, с такими родными, большими серыми глазами. Селиван Епифанович обнял Сыча.
– Спасибо, Федя, за помощь, которую оказал нам. Будь счастлив… А я как-нибудь на днях загляну к вам. Можно?
Сыч ничего не сказал, а только крепко прижался к Селивану Епифановичу…
Сколько вдруг новых друзей – и ребят, и взрослых – появилось у Сыча! Разве он думал об этом когда-нибудь или мечтал? И сердце мальчика, давно не знавшее ласки, вдруг потянулось к каждому человеку, открылось для доброй дружбы. Он понял, что вокруг него живет много людей умных, заботливых и отзывчивых.
Он радостно шел с дядей Борей по улицам города, шел к себе домой, твердо, не оглядываясь, не пугаясь милицейской формы.
Через неделю Сычу сняли швы. Розовый шрам пересек щеку. Он, этот шрам, остался единственным напоминанием о прежней жизни, страшной и стыдной.
Как-то раз Сыч возвращался с рынка. Он накупил молодой картошки, зеленого лука, огурцов и яиц; дядя Боря давно хотел поесть окрошки. И вдруг, совсем неожиданно, столкнулся лицом к лицу с теткой Варварой. Остановились, поздоровались. Лицо ее осунулось, глаза глядели печально.