Федор Годунов. Потом и кровью
Шрифт:
— Он защищался, — пожал плечами Порохня. — Гаркуша первым на него набросился. Или ты предлагаешь, когда на тебя с саблей кидаются, самому шею под клинок подставлять? Может ещё на колени упасть и нагнуться, чтобы противнику поудобней рубить было?
Запорожцы весело заржали, оценив шутку бывшего куренного. А я понял, что, похоже, сегодняшний день смогу пережить.
— Ну, что же, братья, до сих пор некогда было, а теперь самое время, — Порохня потряс кружкой, расплёскивая во все стороны дорогое, заморское вино. — Выпьем же за наше освобождение из рабства басурманского, за свободу в нелёгком бою добытую, да
Все поднялись, молча потянув кружки к губам, постояли, вспоминая погибших друзей.
— Не знаю, как судьба нас в будущем раскидает, — заявил Янис, приглаживая пышные усы, — но хочу сказать, что вы мне, и впрямь, как братья стали. И тех, с кем я весло под плетью аргузиновой делил, всю оставшуюся жизнь помнить буду.
— А ты куда после похода думаешь податься? — поинтересовался я, забрасывая в рот виноградину. — Обратно в Литву или другое место на примете есть?
Литвин мне нравился: сильный, надёжный, монументальный какой-то. Такой не предаст и спину от вражеского меча завсегда прикроет. Вот только как его с собой остаться уговорить, я пока не представлял.
— Не знаю, — задумчиво повертел кружку в руках Янис. — Наверное, да, в родные края вернусь. Только не ждёт там меня никто. Пинас (парусное судно), на котором я по Балтике ходил, уже больше года на дне морском лежит. И из родни нет никого. Все от морового поветрия полегли.
— Так оставайся с нами, в Сечи, — бухнул кулаком по столу Тараско. — Корабли и у нас есть. Будем вместе на чайке Чёрное море бороздить да турок топить!
— Чайка не корабль, а лодка большая, — насупившись, покачал головой литвин. — Да и на море жить нужно, а не наскоками к нему раз в несколько лет бегать.
— Тогда ты оставайся, Чернец — развернулся мой друг ко мне. — Зачем тебе в Московию возвращаться, коль родных никого не осталось? Неужто опять в монахи подашься?
— Может и останусь, — сделал я вид, что задумался. Не знаю, решусь ли открыться кому-то из своих товарищей, но лучше сделать вид, что навсегда в Сечи остаться хочу. В итоге и останусь. До самой «смерти». — Вот только как бы казаки за смерть Гаркуши на меня не озлобились.
— За Гаркушу ты ответ перед лыцарством уже держал и вины на тебе более нет, — Порохня, не спеша, начал по новой наполнять вином опустевшие кружки. — Вот только в запорожцы теперь тебя не скоро принять получится. Хотели мы вчера с Бородавкой, да сам видишь, как вышло, — Данила, отставив кувшин в сторону, уставился на меня.
— Ничего. Я подожду.
Ага. Мне только запорожцем заделаться и не хватало! Может ещё и волосы сбрить да чуб оставить?
— А я на Русь вернусь, в Тверь, — мечтательно заявил Аника, прихлёбывая вино. — Меня там уже и похоронили наверное. Матушка все слёзы выплакала. Один я у неё, — пояснил нам бывший приказчик. — Двое братьев ещё в младенчестве в землю сырую легли. И батя горюет. Кому он теперь дело своё передать сможет?
— Зато когда вернёшься, вот радости-то будет, — приобнял его за плечи Тараско. — Я тоже до дому на хутор съезжу, — поведал он нам. — Опять меня матушка женить попытается, — грустно улыбнулся казак. — Да только не выйдет у неё ничего. Я к Сечи сердцем прикипел и иной жизни для себя не мыслю.
— А я ведь так и не поблагодарил тебя, дядька Данила, за заступничество твоё, — поднявшись, поклонился я запорожцу. — Если бы не ты, да не Василий, не сидеть бы мне сейчас с вами за одним столом, а в земле сырой лежать.
— Пустое, — небрежно отмахнулся
Дружно рассмеялись и мы, даже обычно хмурый литвин улыбнулся.
— Умный старик, — признал он, пригладив усы. — Жаль только, что рану свою в той сутолоке ещё больше воспалил. Опять пластом лежит.
— Настя выходит, — лукаво покосился в мою сторону Тараско. — Ни на шаг от старика теперь не отходит.
— Дай-то, бог, — согласился я с другом, размашисто перекрестившись.
За Грязного я, и впрямь, сильно беспокоился. Вот ведь! Вроде и рана не очень серьёзная, а оно вон как повернулось!
Узнав о предстоящей казни, старик на месте сидеть не стал и, не поддавшись на доводы Яниса с Аникой, что ничем мне помочь не сможет и только хуже сделает, всё-таки поднялся с постели. Попёрся на пару с Тараской на созванный, по такому случаю, казачий суд.
И что самое удивительно, и вправду, смог помочь, вовремя выкрикнув в бурлящую толпу нужные слова. Вот только рану себе боярин при этом так разбередил, что сейчас в горячке мечется.
Мда. Если бы не уверения Порохни, что рана неопасная, да неусыпные хлопоты возле раненого Настёны, я бы тоже сейчас метался, места себе не находя. Дорог мне стал Василий после недавних событий. И не как верный слуга, а как друг неподдельный — дорог! Может, и не так уж он и неправ, утверждая, что нас сама Судьба вместе свела?
Я задумался, подводя некоторый итог событиям, последовавшим после моего бегства из Москвы.
Главную часть намеченного мною плана, удалось выполнить. Мне удалось скрыться и найти относительно безопасное место, где я смогу дождаться гибели ЛжеДмитрия. В Запорожской Сечи, среди бывших гребцов-галерников меня точно никто искать не будет. И самое главное, я начинаю потихоньку обрастать людьми. Кроме Грязного, почти уверен, что смогу Тараску перетянуть под свои знамёна, стоит ему только открыться. Попробую поговорить с Янисом, возможно с Порохнёй. Разве что Анику домой отпущу, не буду вводить в соблазн купеческого сынка. Но в дальнейшем и ему весточку передать можно будет. Свой человек в Твери мне в будущем точно не помешает.
Но это всё будет завтра. А пока я отдыхаю в кругу друзей.
Глава 15
— Вот такие дела. — вздохнув, резюмировал Порохня. — Ухватили нас за горло басурмане. Так ухватили, что не знаю, как и вырываться будем.
— Да уж, — сокрушённо покачал я головой. — Оказывается, мало удачно в поход сходить, да богатую добычу взять. Нужно ещё домой суметь вернуться, да добытое в целости сохранить.
Мы сидели у костра на левом, низком берегу Днепра, приходя в себя после ночного сражения. Вернее, сражением этот расстрел казацких чаек, попавших под перекрёстный обстрел крепостных пушек, можно было назвать с большой натяжкой. Тут уж скорее на ум слово «избиение» подходит. Хорошо ещё, что мы не кучно шли и под основной удар только авангард попал. Иначе тут бы больше слово «разгром» уместно было.