Федор Волков
Шрифт:
— Ух ты! — говорит девушка.
Светятся задорные карие глаза, сверкают два ряда смеющихся зубов, все ярче разгорается румянец на щеках.
Тройка комедиантов стоит не на земле, а на колесах кареты. Все трое тоже невольно улыбаются.
— Позвольте вам помочь выбраться из западни, — говорит Федор Волков.
Протягиваются две руки в пышных меховых обшлагах. Комедианты подхватывают девушку, поднимают ее на воздух и ставят на землю.
— Гопля! — говорит, шутя, девушка. — Спасибо за спасение.
— Мы комедианты, сударыня, — улыбаясь, говорит Федор.
— Ко-ме-ди-ан-ты? — даже приседает спасенная. — Ново и необычно. Да вы не с луны изволили свалиться, господа? Может быть, я сплю, и мне снится вся эта комедия?
— Вы не изволите спать, и мы действительно комедианты.
— Ну, тогда, значит, все же с луны.
— Чуточку поближе и пониже, — с удовольствием поясняет Гриша хорошенькой девушке. — Только с волжских берегов. Мы — ярославские.
— Это и будет с луны, поелику мы никогда таковых не встречали. Комедианты у нас бывают либо заграничные, либо никакие.
— Вы не ушиблись? — участливо спрашивает Федор.
— Немножко. Колени. Но это пустяки. Благо голова цела на плечах. Так вы, значит, комедианты? Из Ярославля? Теперь я припоминаю. Был разговор о каких-то ярославских искусниках у государыни. Я, видите ли, фрейлина, — пояснила она. — Не иначе как о вас разговор шел. Вас как звать, господин комедиант?
— Федор Волков. Федор Григорьевич.
— А меня — Елена Олсуфьева. Елена Павловна. Вот и познакомились.
Девушка подает Федору руку.
— А эти господа-спасители?
Федор назвал товарищей. Елена Павловна и им пожала руки.
— Ну, вы, там! Буде балакать! — сердито кричит кучер. — Помогай возок поднять. Гляди, сзади целый черед народу. Ругаются.
Комедианты в одну минуту извлекли легкую каретку из канавы и установили ее на дороге.
— Господа комедианты, вы — мои спасители. Рада буду видеть вас у себя, как дорогих гостей. Прошу запомнить: на Васильевском острову, дом Олсуфьевых. Вам всякий покажет. В любой день часов около четырех меня дома застанете. Буду чрезвычайно рада. Не обманывайте, — говорила Елена Павловна, вновь залезая в карету.
Комедианты неловко кланяются.
— Так непременно, непременно, — настаивает девушка, не закрывая дверцы. — Вы обязательно должны дать мне слово, что не обманете.
— Даем, — говорит за всех Гриша Волков.
— Смотрите же! — грозит пальчиком девушка. Потом поворачивается к кучеру: — А ты, смертоубийца, можешь ехать дальше. Да только шагом и не засыпай.
Карета, немилосердно скрипя смерзшимися колесами, трогается дальше.
Комедианты, усевшись в свою отставшую кибитку, долго молчат. Первый нарушает молчание Гриша. Усмехаясь, он крутит головой и говорит:
— Происшествие! Еще ничего не видя, а комедии уже начались.
— Красивая! —
Федор ничего не отвечает.
Охочим ярославским комедиантам известно, что их приказано доставить в собственную ее императорского величества вотчину в Смольном доме.
Федор Волков никогда там не был, однако соображает, что теперь уже неподалеку. Знает также, что там помещается девичий монастырь. Сообщает об этом спутникам.
— Вот на! Значит, к монашенкам? — весело вырывается у Вани Нарыкова.
— Новая комедия! Может, и по кельям к ним разместят? — хохочет Гриша Волков. — Катавасия! Совсем не на ярославскую стать!
Всем это кажется очень забавным. Ребята хохочут и издеваются над питерскими порядками.
— Только бы не к старой; к старой я не пойду, — решительно заявляет Гриша. — Вот на ту чтобы похожа была, на фрейлину… Тогда согласен.
Вот и Смольный. Повозки сгрудились у ворот. Комедианты вылезли на волю.
Высокие яркоголубые с золотом купола собора. Красивые, широко раскинувшиеся каменные строения. Много каких-то пристроек, флигелей — все каменное.
Бесконечные стояки ограды, между ними чугунные решетки с золочеными пиками. Обширный двор чисто выметен.
У настежь распахнутых ворот — стайка молоденьких монашенок-послушниц в остроконечных черных колпачках. При виде стольких незнакомых и молодых «мирских» дяденек неловко хихикают, подталкивают друг дружку локтями, прячут румяные личики в широкие рукава. Видны только задорные глазки, бегающие, как мыши.
Ваня Нарыков, наклонясь к Грише Волкову, тихо шепчет:
— Выбирать вышли… Приободрись, Гришуха. Глянь-ка, как вон та, фрейлина, на тебя воззрилась. Погиб, парень!
Монашенки неожиданно, всей стаей, как воробьи, вспархивают и убегают в ворота.
Федор Волков объясняется с подошедшими двумя офицерами в одних мундирах. Один из них — подпоручик Дашков, намного опередивший комедиантов, другой — неведомо кто.
Всю компанию ведут в боковую пристройку — комедиантский корпус — и размещают в камерах по двое.
Федору Волкову, кроме этого, отводится отдельный «кабинет» для занятий.
Перед размещением незнакомый офицер обратился к комедиантам с несколькими словами:
— Господа комедианты! Я — сержант Бредихин. Повелением государыни определен иметь надзор за вами и довольствием вашим. С жалобами и нуждишками вашими имеете обращаться ко мне и ни к кому иному. А наилучше, ежели жалоб никаких не окажется. Все распоряжения — через старшего вашего, Федора Григорьевича. О благопристойном поведении вашем напоминать не смею, поелику оное само собою разумеется. А засим — с прибытием честь имею, и марш по местам!